Ирина Глебова - Выкуп

– Господин Кандауров, прошу, не стесняйтесь! – Старик призывно махнул рукой.

Он улыбался, и именно по этой улыбке Викентий понял: перед ним всё тот же «Лом» – главарь разбойных банд, налётчик, рецидивист! Хитрый, жестокий, неисправимый. Да, теперь он респектабелен и вальяжен, вместо прежней золотой фиксы сверкает фарфоровой белизной вставленных зубов. Но искреннюю улыбку, как в сказке о проданном смехе, не купишь! Потому и улыбается Грубин как всегда – словно скалится.

Викентий отодвинул шезлонг, мокрый от тела сидевшей в нём наяды, и тут же молодой человек подставил ему стул.

– Удивлён вашим визитом, но рад. Согласитесь, я принимаю вас лучше, чем вы меня – в прежние времена.

– Да, теперь время ваше. Но я не на приём и не в гости, по делу.

– Все наши дела остались в прошлом, в далёком прошлом! Да, когда-то ещё ваш папаша, Владимир Дмитриевич, гонялся за мной.

– И ловил.

– Верно, – ухмыльнулся Грубин, – ловил. Но когда это было! Я уже старый человек, почиваю на лаврах. Вот, девочками любуюсь молоденькими… А вы небось думали, что развратничаю, с голыми бабами барахтаюсь? – Он вдруг тоненько захихикал. – Нет, я люблю, когда тельце прикрыто, так, легонечко, но прикрыто. Меня это больше возбуждает! А вас, господин Кандауров? Может, окунётесь в водичку, поплаваете?

Кандауров смотрел в лицо Грубина и видел в глазах того беспокойную злость. За болтовнёй скрывалась нервозность, а Викентий помнил, что «Лом» всегда был подвержен припадкам истерии. Его собеседник, видимо, уловил во взгляде подполковника тень воспоминаний, потому что вдруг сказал:

– Согласитесь, насколько приятнее обращение «господин», чем «гражданин»!

Кандауров сдержано улыбнулся:

– Это можно легко исправить… Если, конечно, вы, Грубин, не захотите помочь следствию.

Бандит – он всегда бандит, особенно такой матёрый, как «Лом». Кандауров увидел, как при слове «следствие» Грубин дёрнулся, лицо его перекосило. «Сейчас забудет всё своё вежливое обращение, перейдёт на привычную феню…» – мелькнула мысль. Викентий помнил, каким махровым тюремным сленгом умеет изъясняться «Лом». Однако Грубин сдержался, только голос, до этого бархатно-покровительственный, стал хриплым.

– Напрасно волну гоните, подполковник! Что было, всё в прошлом. У меня легальный бизнес – охранное агентство, мотогоночный клуб… Да вы же знаете сами!

– Знаю, – согласился Кандауров. – Твои, «Лом», парнишки-охранники избили третьего дня одного молодого человека. Сильно покалечили, в больнице лежит.

– Наговариваешь, начальник, – глаза у Грубина сошлись в щёлочку, проступили скулы. – Я такими делами не занимаюсь!

– Занимаешься, занимаешься… И не только такими. А мы, Грубин, точную информацию имеем, от одного твоего человечка. Твои это парни, из команды Макса.

– Кто стучит, с-сука!

Грузный седой старик приподнялся, опираясь на подлокотники, полы дорогого халата разошлись, стали видны худые голые ноги с перекрученными сухожилиями и набухшими венами.

– Нервишки у вас, господин Грубин, шалят. Сядьте, сядьте, а то ненароком апоплексический удар хватит.

– Не докажите! – сказал Грубин, плюхаясь в кресло и успокаиваясь так же мгновенно, как и взвинтился: Кандауров хорошо знал это чисто уголовное умение.

– А я и не стану ничего доказывать. Я просто сообщу эту информацию отцу избитого парня…

Грубин сразу уловил особую интонацию подполковника, спросил осторожно:

– А кто его отец?

– А вы, значит, не знали, на кого псов спускали?

– Говорю, я ни при чём! – вновь взвизгнул Грубин.

– Ну-ну, спокойно! Верю, могли и не знать… Банкир Барков – слыхали? Человек с такими деньгами купит лучших снайперов и перестреляет твоих людей. Но первым убьёт тебя, «Лом»!

– А вы, значит, господин Кандауров, подполковник милиции, на такое пойдёте? Тайну следствия разглашать станете, причём специально?

– Какое время, такие и песни, – спокойно улыбнулся Викентий. – А я человек простой, простодушный: проговорюсь ненароком, случайно…

Грубин молчал, пристально разглядывая Кандаурова. Викентий взял высокий стакан, из которого не допила сок девушка, выплеснул остаток в бассейн, налил из пластиковой бутылки минеральной воды, прополоскал стакан, потом налил ещё раз и стал пить маленькими глотками, с наслаждением. Наконец старик прервал паузу.

– Я так понимаю, вы пришли сюда, ко мне, не для того, чтоб это сообщить. Говорите прямо, мы ведь давно знакомы. Вы сказали «помочь следствию»? Так, может, договоримся?

– Не хотелось бы мне с тобой, «Лом», ни о чём договариваться, но… Ты прав: есть дело поважнее на данный момент, чем твои художества. Кто заказал избить сына Баркова? Мне нужен этот человек! Назови, и я не стану даже искать прямого исполнителя заказа – твои боевики меня сейчас не интересуют. В конце концов, два парня могли просто подраться – из-за девушки, например…

Викентий увидел, как расслабился Грубин, руки отпустили подлокотники, мышцы лица оплыли.

– А я не знаю его, – сказал он почти весело. – Он не назвался, я не спрашивал.

Кандауров сразу понял – не врёт, но всё-таки сказал недоверчиво:

– Это что же, незнакомому человеку и такую услугу?

– Во-первых, он заплатил! – оскалился в усмешке Грубин. – И потом, я человек опытный, сразу понял, что не подсадной от вас. Поверьте, если бы речь шла о мокрухе, ни-ни, я бы даже разговаривать не стал. А так… проучить человечка, может даже ему на пользу, за хорошие деньги…

Наткнувшись на взгляд Кандаурова, Грубин сразу перестал хихикать, поднял ладони:

– Разговор у нас один на один! Если что, я откажусь – ничего не знаю!

– Рассказывай подробно, – резко оборвал его Кандауров. – Где встретились, что он говорил, как выглядел! Глаз у тебя зоркий, я знаю, так что не упускай ни одной мелочи!

… Викентий ехал на такси за город, в сторону «городского моря» и посёлка Курортного. Но не на дачу Барковых, а в расположенный недалеко санаторий военного ведомства. Именно там решили на время спрятать «жестоко избитого» Олега. Поначалу он было воспротивился: это же он не сможет видеть свою девушку каждый день! Но, к счастью для Кандаурова, Арина Антонова сразу поняла, какая опасность грозит Олегу, сама уговорила его пожить некоторое время в санатории. Кандауров с улыбкой вспомнил: девочка оказалась авантюрного характера! Сама придумала и предложила: ходить ежедневно с передачами в ту больницу, где, якобы, лежит покалеченный Олег. И ходила вот уже два дня – утром и вечером, причём вечером оставалась там подолгу, а апельсины, бананы и йогурты оставляла больным, с которыми там познакомилась.

Кандауров курил и смотрел в окно на ровные посадки тополей. Он всегда закуривал, садясь в машину – какой-то условный рефлекс. Наверное это помогало ему размышлять: в поездке он не любил разговаривать, молчал, анализировал события и нередко именно в это время находил решения. Сейчас он думал о Константине Охлопине, и не только потому, что приближался к повороту на шестидесятый километр.