Питер Ловси - Смерть за кулисами (в сокращении)

Да уж, не сомневаюсь, старый ты извращенец, мысленно усмехнулся Даймонд.

— А вот у меня приятных воспоминаний не осталось. С тех пор я избегаю театров.

— Вот оно как, — с искренним сочувствием произнес Уайт. — Если вдуматься, сюжет и вправду трагический.

— Нет, пьеса тут ни при чем.

— Значит, всему виной боязнь сцены?

— Бросьте, мы же оба знаем, что боязнь сцены тут ни при чем.

— Будьте добры, просветите меня.

— Нет, мистер Уайт, я хочу, чтобы меня просветили вы. Хочу знать, что произошло между вами и мной.

Старик заморгал.

— Прошу меня простить, я в растерянности. Насколько я помню, между нами ничего не «происходило», как выразились вы.

— Почему вы дали роль именно мне?

— Видимо, потому, что вы были бойким ребенком. Извините за прямоту, но вы и теперь, став взрослым, держитесь на редкость внушительно.

— Я офицер полиции.

Это признание произвело колоссальный эффект. От лица Уайта мгновенно отхлынула кровь.

— Мне известно о вашей судимости, — добавил Даймонд.

— Это было давным-давно, — прошептал Уайт. — Я отбыл наказание.

— Вас выпустили досрочно через три года.

— Три года — тоже немало. Это не пикник на опушке. За что сидят такие, как я, оповещают всех и каждого, нам приходится тяжелее, чем кому бы то ни было.

— Жалобить меня бесполезно.

— Я и не пытаюсь. Я получил по заслугам. Но свой срок я отбыл, других судимостей у меня нет. Можете убедиться сами.

— Это означает лишь одно: больше вы не попадались. Склонность к извращениям — это навсегда.

Уайт кивнул.

— Да, я растлитель малолетних, другого отношения я не заслуживаю. Значит, вы имеете в виду ту давнюю судимость?

— Нет. То, что произошло между мной и вами.

Словно не слыша, Уайт продолжал:

— С тех пор я больше никогда не работал в школе. Долгое время мыкался без работы. Моим спасением оказались способности к рисованию. Я мог бы иллюстрировать детские книги, но намеренно воздерживался. В конце концов я нашел свою нишу — графические новеллы для взрослых, — помолчав, он спросил: — Зачем вы приехали сюда, мистер Даймонд?

Его собеседник с трудом сдержал гнев.

— Говорите, вы сменили работу и образ жизни? Думаете, вашим жертвам было так же легко?

Уайт понурил голову.

— Да я понимаю… В детстве я сам натерпелся всякого. Прошу вас, поверьте: с тех пор как я вышел из тюрьмы, я не совершил ничего предосудительного.

Даймонда по-прежнему наполняло презрение.

— Мистер Уайт, я приехал сюда из-за того, что произошло между мной, в то время ребенком, и учителем, которому я доверял.

Уайт вскинул голову и широко раскрыл глаза.

— Вам я не сделал ничего плохого!

У грязного мерзавца язык повернулся все отрицать. Даймонд, перед глазами которого сгустился красный туман, схватил старика за плечи.

— Хотите сказать, вы меня облагодетельствовали?

— Богом клянусь, я не сделал вам ровным счетом ничего.

— Хватит врать. — Даймонд придвинул его к себе, приподняв над полом. Теперь они смотрели друг другу в глаза. — Всякий раз, стоит мне войти в театр, у меня что-то замыкает в мозгу, да так, что меня чуть наизнанку не выворачивает. Не знаю, что именно. Эти воспоминания от меня скрыты. Зато я точно помню, когда все началось: в день моего участия в том спектакле.

Лицо Уайта исказилось от ужаса.

Даймонд встряхнул его, и старик вскрикнул. В углу его рта показалась струйка крови. А когда Уайт открыл рот, стало ясно, что он прикусил себе язык.

Эта кровь спасла Уайта, ее вид отрезвил Даймонда.

— Признайтесь, — тяжело дыша, потребовал Даймонд, — вы помните, что сделали со мной. Мне необходимо услышать это.

Уайт только покачал головой.

Даймонд сжал пальцы в кулак, но заставил себя разжать его. Держать себя в руках ему стоило огромных усилий. Он отступил на шаг.

— Вы должны сказать мне правду.

Уайт стер с подбородка кровь и выговорил отчетливо, разделяя слова паузами:

— Я никогда не совершал никаких предосудительных действий по отношению к вам. К мальчикам меня никогда не тянуло. Под суд я попал, когда работал в частной школе для девочек, «Академии Маннингэм». Я соблазнял девочек лет четырнадцати или пятнадцати.

Даймонд в два счета осмыслил услышанное: по словам Майка, его мать где-то прочитала, что Уайта обвинили в непристойных действиях по отношению к несовершеннолетним в частной школе в Гемпшире. Видимо, миссис Глейзбрук сама сделала вывод, что жертвами Уайта были мальчики.

Истина стала известна Даймонду, но ничего не изменила. Оставалось лишь одно: выяснить, что произошло после спектакля о Ричарде III, и в первую очередь — в эпизодах, связанных с театром.

— Я твердо убежден: в те выходные, когда прошел спектакль, случилось нечто глубоко потрясшее меня, — сказал он Уайту. — В театре не было никого, кто мог бы пристать к восьмилетнему мальчишке?

— Думаю, нет, — ответил Уайт. — А если бы и нашелся кто-нибудь, ему не представилось бы шанса. Спектакль давали в церковном помещении, там всегда многолюдно.

То же самое вспоминалось и Даймонду.

— Как вы намерены поступить? — спросил Уайт. — Если в округе обо всем узнают, среди местных жителей начнется паника. Такое уже случалось. И мне каждый раз приходилось переезжать.

— Почему же вы просто не поменяли имя?

— Потому что человек, поменявший имя, выглядит более зловещей фигурой, когда другие наконец узнают, что он не тот, за кого себя выдает. К извращенцам, притворяющимся нормальными, относятся еще хуже.

Объяснение убедило Даймонда.

— Мой приезд к вам не имеет никакого отношения к моей работе. Никто в полиции не спросит меня, где я был и с кем беседовал. Глейзбрук и близко к вам не подойдет.

На обратном пути в больницу Даймонд напряженно думал о своем фиаско. Он лопухнулся, причем по-крупному. Он мог бы даже пристукнуть старика из-за ошибочных выводов. Даймонда сжигал стыд. Но он по-прежнему не знал, как побороть свою фобию.

Лью Роджерс ждал его у дверей реанимации.

— Что нового? — спросил Даймонд.

— На всякий случай Кейт оставили в больнице до завтрашнего утра, но похоже, она легко отделалась. Ее перевели в другую палату, там мы можем с ней поговорить. Два местных инспектора дорожной службы тоже ждут возможности допросить Кейт, а тем временем пьют кофе.

— Значит, попробуем их опередить.

В отдельной палате они застали Кейт в кресле возле кровати. На лбу у бывшей костюмерши красовалась ссадина, рука была загипсована. Посетителей Кейт встретила улыбкой.

— Приветик, милые мои!

— Вам повезло, — заметил Даймонд. — Чего не скажешь о вашей машине — мы видели, что ремонту она не подлежит. Вы знаете, чем была вызвана авария?

— Меня резко занесло на повороте, и я врезалась в дерево.