Ирина Глебова - Дом окнами на луг и звёзды

Фея Эльма не просто рассказывала. Палочка в её руках описывала светящимся лучом круг в воздухе, и в этом круге появлялись картинки. Всё было так интересно! Однако Даша успевала ещё и разглядывать других ребят: она поняла, что они тоже феи и эльфы. У мальчиков и девочек были волосы и глаза разного цвета – тёмные, светлые, один мальчик даже рыжий. Но у всех волосы были густыми, глаза огромными, а черты лица утончёнными, даже нежными.

– После того, как мы ушли от людей в сопредельный мир, мы несколько столетий жили счастливо. Пока однажды не поняли: мы можем вообще исчезнуть. В каждом клане нас рождается всё меньше и меньше.

– Это потому, что очень плохая экология, – серьёзно произнёс один мальчик.

Фея Эльма улыбнулась ласково:

– Нет, дорогой, это в основном мире людей природа страдает: реки, воздух, леса, земля… У нас здесь с этим всё прекрасно. Наши учёные – а в каждом клане существуют выдающиеся умы, – пришли к выводу. Знаете, какому? Мы не можем жить без людей. А люди не могут без нас. Наши проблемы совпадают с такими же проблемами у людей. Если исчезнет наш народ, человечество тоже исчезнет.

– Но почему? – спросил тот же мальчик. – Ведь были целые… – он немного запнулся, вспоминая, кивнул головой, – цивилизации. Были и исчезли. А люди живут.

– Смотрите.

Фея Эльма взмахнула палочкой, и перед ребятами поплыли, сменяя друг друга, красочные сцены: люди в необычных одеждах, воины, бои, кони, слоны, огромные постройки, извержения вулканов, землетрясения…

– Это только такой исторический термин: «исчезнувшие цивилизации». Народы этих цивилизаций не исчезали бесследно, они растворялись среди других народов, давали потомство, получали другие названия… Но ты, Питер, я предвижу, можешь стать большим учёным, у тебя философский пытливый ум.

– А разве вам не известно, кем мы станем? – спросила Даша, и все ребята тут же повернулись к ней, как до этого к Питеру.

– Нет, – серьёзно ответила учительница. – Кем вы станете в вашей земной жизни нам не ведомо. Но мы хорошо знаем, какое у вас предназначение. Об этом, как раз, я и хотела вам рассказать…

Уми Эрлик сказал:

– Мы можем вернуться в твой двор прямо сейчас, из любого места, даже отсюда, из дворца.

– Нет, – попросила Даша. – Давай снова полетим на облаке и пойдём через луг.

Альв понимал: девочка так много увидала и узнала необычного, что сразу, без душевной подготовки, оказаться в привычной ей обстановке, наверное трудно.

– Так и сделаем, – кивнул он. – Тем более, наше облако не занято, ждёт.

И вновь они пролетали над посёлками, полями, реками, вновь им махали руками и шляпами жители Альвюйма. Даша всё видела, но сидела притихшая и задумчивая. Ей нужно было привыкнуть… Ну да, альв и раньше говорил ей, что она фея. Она верила, потому что верила в сказки. Это тоже была сказка. Но оказалось – нет! Всё происходит в самом деле, и всё не так прекрасно и весело…

– Мы называем вас «детьми-эльфами», – так рассказывала прекрасная фея Эльма. – Вы родились, как обычные люди, в человеческих семьях. Вы и в самом деле дети людей: выглядите так же, растёте так же, думаете, взрослеете, любите… Но суть ваша и душа ваша – из нашего народа. Вас здесь десять человек, каждому уже исполнилось восемь лет. Вы первые наши посланцы миру людей. Подрастают другие, и так будет во всех поколениях. Вас немного, но у вас будут дети, у них – тоже… Вы сумеете повернуть разум людей и их устремления к тому прекрасному, что есть на земле и в самих людях, и от чего они сейчас так упорно убегают. Тогда и мы вернёмся в главный мир, станем жить рядом с людьми…

Даша взглянула на уми Эрлика. Фея Эльма сказала, что у каждого «ребёнка-эльфа» есть свой наставник-альв. Потому что именно альвы – самые лучшие учителя. «Он, наверное, знает всё на свете», – подумала, и вдруг вспомнила, о чём хотела спросить.

– А почему все ребята говорили по-русски? Джони, и Питер, и Марта, и Энио… Они ведь все из разных стран?

– Нет, Даша, никто из них русский язык не знает. И они, и ты сама разговаривали – да и сейчас ты говоришь, – на языке нашего народа, нашей страны. Он называется «ригтош».

Девочка очень удивилась.

– Нет, разве ж я говорю по-иностранному? Разве я знаю ваш язык ригтош?

– Только здесь, – кивнул альв, – только в нашей стране. Ты так хорошо его знаешь, что думаешь на нём. Вот тебе и кажется, что это твой родной язык.

Даша задумалась.

– Значит, когда я вернусь домой, я уже ваш язык знать не буду… А ты, уми Эрлик, много языков знаешь?

– Все земные.

– Ух ты! А я? – с радостной надеждой воскликнула Даша.

Альв весело погрозил ей пальцем:

– Только свой. Другие будешь учить… Но открою тебе секрет…

Он таинственно склонил голову, помолчал. И Даше показалось, что передумал, и что никакого секрета ей не скажет. Но альв продолжил:

– Но если наступит очень сложный, как говорится критический момент, и тебе понадобится действовать быстро, ты сможешь заговорить на любом языке… Впрочем, такого может никогда и не случиться. Ты, малышка, многое можешь, но только если в этом будет сильная необходимость.

Он взял её за руку:

– Оглянись. Сейчас мы уйдём отсюда.

Даша посмотрела на луг с белыми и розовыми цветами, на дорогу, уходящую к посёлку с разноцветными черепичными крышами.

– Я ещё вернусь сюда? Мне король сказал «увидимся»…

– Ты будешь здесь бывать, – кивнул уми Эрлик. – А сейчас мы окажемся в твоём дворе, как раз мама собирается идти тебя искать… Беги, успокой её.

– Даша, помнишь Степана Илларионовича? – спросил папа.

– Конечно, – сразу ответила она. – Это старенький художник. У него такие красивые картины о море, о воинах-богатырях, о святых.

Сергей засмеялся: дочка сразу вычленила главные темы творчества его старого наставника.

– Он заболел и лежит в больнице. Давайте поедем все вместе его навестим?

– Можно я возьму альбом, покажу ему свои рисунки? – спросила Даша.

– Отличная мысль.

– А я подарю ему свою лошадку, – предложила Аринка.

Она как раз на днях вылепила из глины фигурку, обожгла в печи, раскрасила специальными красками. Получилась очень симпатичная радужная лошадка.

– Вы у меня умницы, – похвалил Сергей. – Старик будет очень рад.

Три дня назад он был в Союзе художников и узнал о болезни Степана Илларионовича. Это был тот человек, который возглавлял городской Союз много лет, который первым оценил способности молодого Лугреньева, поддержал его, выделил жильё. Сергей с Машей, а потом и с дочками не раз бывали у него в мастерской. Старику было за восемьдесят, но он каждый день, в любую погоду шёл в свою мастерскую, взбирался на четвёртый этаж и подолгу работал. Сергей восхищался им, а тот пожимал плечами: «Фронтовая закалка». И добавлял: «Не могу не рисовать, это моя жизнь. Перестану – умру».