Ирина Лобусова - Плач под душем

Именно это было первой фразой, которую я сказала в кафе. В том кафе, в котором всё началось, и где впервые за столько бесконечных лет передо мной сидел человек, бывший для меня чем-то большим, чем очередным любовником. Человек, ради которого многолет назад я с радостью, не задумываясь, отдала бы жизнь…

Мы сидели в кафе. Я задыхалась от возмущения и ненависти и проорала ему в лицо:

– Прекрати! Слышишь меня? Прекрати немедленно! Я дорожу своей работой! Я очень дорожу своей работой! Хватит портить мне жизнь!

– Да неужели? – его глаза издевались надо мной самым откровенным образом. – Говорят, ты стала солидной дамой? У тебя даже завёлся муж?

– Представь себе, муж! Хотя тебя это не касается!

– Говорят, твой муж очень серьёзный, преподаёт в университете. Профессор!

– Допустим!

– И университетский профессор женился на тебе?!

Ему было достаточно одной фразы, чтобы довести меня до нервного припадка. Огромным, почти нечеловеческим усилием воли я сдержалась, чтобы ему в голову не полетело всё, что было перед нами на столе.

– А почему тебя это удивляет? Разве для тебя новость, что я достойна восхищения?

– А твой образованный муж вообще знает, чем вы занимаетесь, в этом своём агентстве?

– Откуда можешь знать обэтом ты?

– Я был одним из ваших выгодных клиентов. Развлекательный тур в Египет с шестнадцатилетней рыженькой моделькой, кстати, просто великолепной в постели!

– Ах ты, ничтожество!

– Интересно, а соответствующие органы знают, что некоторым из ваших эскорт-моделей всего по шестнадцатьлет?

– Ты собираешься меня шантажировать?

– Никоим образом! Я собираюсь ещё раз стать вашим клиентом. Ты ведь знаешь, я предпочитаю тех, кому ещё нет двадцати.

– Хорошо, что наша встреча вновь напомнила мне, какой ты поддонок!

– А ты успела обэтом забыть?

– К счастью, нет. Для меня ты всегда будешь олицетворять самое мерзкое ничтожество!

– Тогда почему ты прибежала ко мне по первому зову? Как только я тебя позвал?

– Ты знаешь! Я пришла, чтобы сказать: оставь меня в покое! Я хотела лично тебе это сказать!

– Я ничего не понимаю! Мы с тобой давным-давно не поддерживали никаких отношений. С того момента, как мы расстались, прошло не меньше трёх лет.

– И ты до сих пор продолжаешь меня преследовать! Оставь меня, наконец, в покое!

– Я?! Преследовать тебя?! Но зачем?!

– Откуда мне знать? Может, хочешь, чтобы я к тебе вернулась?

– Ты? Ко мне? Но ты меня совершенно не интересуешь! Ты уже не такая красивая, как была прежде. За это время ты успела значительно постареть и подурнеть.

– Вот и хорошо. Раз я старая и некрасивая, можешь наконец-то оставить меня в покое!

– Да я тебя и не трогал!

– Если не ты, то кто?

– Может, расскажешь, что случилось?

– Со мной происходят странные вещи! Если в них повинен не ты, тогда почему ты меня позвал?

– Извини, но ты первая мне позвонила! Я просто откликнулся на твой призыв.

– Когда я звонила, тебя не было дома, никто не брал трубку!

– Твой номер высветился на определителе, и я сразу же тебе перезвонил!

– Зачем?

– Ну… не знаю… я подумал, тебе что-то от меня нужно… зная твою способность прицепиться к человеку, как пьявка, я решил себя оградить от попытки пережить прошлое.

– Ты уже сделал эту попытку. Ещё до звонка. И тебе придётся за это платить.

– Твоя манера говорить тупыми загадками раздражала меня ив прошлом.

– Я знаю.

Мы замолчали оба, разом. Может быть, из-за моей неудачной фразы «тебе придётся за это платить». Заплатить… Мы молча смотрели друг на друга. В его объятиях я переживала настоящую смерть. Это наваждение нахлынуло на меня волнами, я задыхалась от непонятного безумия обострившейся чувственности там, где прошлое было усыпано зазубренными осколками пережитых с ним разочарований, а будущее сулило лишь пустоту. Я доходила с ним до полной нирваны там, где тишина раскаляется в рвущие разум звуки, и огненное тело в лавине загоняет душу и мозг в потаённые пределы бесчувствия, в которых ничего нет… Полное бесчувствие на самом пике острого наслаждения, когда язык тела значит намного больше, чем речь и слова, где стираются грани и краски окружающего мира вместе со всеми его раздражителями и остаётся только наслаждение, и больше рядом ничего нет – эту специфическую отстранённость я называла простым словом «смерть» потому, что его лицо было для меня лицом целого мира… Он был больше, чем Бог. Был раньше… А потом… потом остался самый уродливый шрам… Он стал шрамом, уродующим моё тело и душу в тот самый момент, когда перестал быть Богом. Омертвевшим, изредка – очень болезненнымшрамом (странный парадокс: два в одном), потому что такое наслаждение (от оргазма до полной тупости) я больше никогда не переживала ни с кем. Шрамы остаются после большой боли. С тех пор мне было больно на него смотреть. Я переживала физическую острую боль (загадка для психоаналитика)каждый раз, как только воскрешала в памяти нагловатую усмешку его рыжих глаз, всегда смотревших на меня с плохо скрытой насмешкой и (одновременно) потаённой, искренней болью… Глубоко спрятанной в том хаосе алчности и беспечности, который представляла из себя его жизнь. Он признавался в любви так, как будто просил в долг: униженно и немного заискивающе. И каждый раз признание в любви означало его твёрдую уверенность в том, что он никого не любил. Он лгал даже тогда, когда спал. Лгал самому себе в снах, и мне давно пора было к этому привыкнуть… И я привыкла бы, если, моя привычка биться о его острые углы не означала дополнительный, местный оргазм. Но я всегда болезненно реагировала на его ложь. И он, наверное, догадывался, что является для меня источником нестерпимой боли. Боли, которая длилась, как хроническая болезнь, столько незабываемых лет… И всё-таки… Всё-такион был единственным мужчиной, в объятиях которого я умирала. Раздражающий фактор: смесь ненависти и сладостной пустоты…

Прошло… Сколько прошло лет? Только местная анестезия немного возвращает способность думать, а никакой анестезии не было. Да и откуда она могла появиться, если я впервые столкнулась лицом к лицу с ним спустя такой отрезок времени. Он не изменился. Те же рыжие глаза, и лохматые пышные волосы ниже плеч, волосы, которым я всегда втайне завидовала. Та же кожанаякуртка и потёртые джинсы, и единственное дополнение к прошлому облику: торчащий из кармана мобильный телефон.

– Как ты живёшь? Я забыла спросить…

– Разве ты позвала меня для этого?

– Нет. Мне просто показалось, что мы готовы вцепиться друг другу в глотку, а есть слишком много тем, которые мы должны обсудить.

– Хорошо, – он знакомо улыбнулся и мои внутренности свело очередной судорогой боли, – раньше, как ты знаешь, у меня был ресторан. Он остался по-прежнему. А теперь к нему прибавился компьютерный клуб. И кое-что ещё.