Мария Ильина - Точка возврата

С трудом опустился на стул, боль во всем теле. Тупо уставился в пол, взгляд наткнулся на флешку. «Черно-желтая, не моя…» Мысли двигались с трудом. «Этого мальчишки игрушка. Взять, что ли, посмотреть? Хотя что интересное может быть у подростка? Игры, песенки, всякая хрень? Или зацепка? С чего бы? А вдруг повезет?» Рыпнулась надежда. Нельзя все время проигрывать, должно быть хоть какое-то равновесие. С усилием нагнулся и поднял. Поплелся включать комп. В душе ни капли драйва.

Вставил, открыл единственный файл. Видео: навороченный господин и какой-то тип в черной кожаной куртке, движения резкие, взгляд исподлобья. Качество записи не ахти, черты размытые. Просмотрел еще раз — жесть! Известный политик, надежда оппозиции, раздает указания, а парень — тот самый гот из парка. Правда, насчет этого Валерий не был уверен, морду тогда не разглядел. Но по логике должен был быть именно Шредер. Гад, убивший его жену. Поймал себя на мысли, что думает о ней как о мертвой. Нет, этого не должно быть! Шанс еще есть! Верилось с трудом. Вскипала ненависть к черной тени на экране монитора. Ненависть холодная, без истерик и буйства. Отомстить. В пятый раз прокрутил запись. До чего же шустрый мальчишка, раздобыл-таки компромат на шефа, держал до поры до времени. Далеко бы пошел, если бы об меня не споткнулся. Хотя отбор у вас суров, чуть раньше, чуть позже слопает один хищник другого. Валерий еще раз взглянул на черного бойца, ощущение мелькнуло, что это игра такая с выходом в реал. Играть, так играть. Пусть хозяин сам с тобой разберется. И выложил ролик в Интернет.

Шредер проспал, как младенец, почти до вечера. Можно было и дальше валяться, если бы не наглое заходящее солнце. Грошовые шторки — никудышный заслон. Потянулся. Продавленный диванчик жалобно скрипнул. «Девка, как ее? Настасья. Настя. Молодец! На работу утопала допоздна, ничего не спросила. Оставайся, мол, сколько хочешь, ключик на тумбочке. Жалкий, копеечный, как и замок, смех, фикция. Берлога съемная, никаких ценных вещей, опасаться не за что. Баба в доме, а уюта ни на грош. Не хата — ночлежка, и только. Жильцы часто меняются, хозяева не заботятся, свезли барахло — и сойдет. Давно не ночевал в таком убожестве, думал, проехал уже этот уровень. Ан нет! Не до жиру теперь! Потолок в желтых разводах протечек, старая хрустальная люстра — куча пыльных подвесок. Почему-то цепляет взгляд, утягивает в детство.

Мать, молодая, красивая, моет висюльки в тазу, стекляшки сверкают, звенят. Он хохочет, лезет на стол помогать, прыгает, проливает воду. «Тимоша, не надо, не мешай!» Будто не слышит, тянет маму за розовый фартук. «Тимка, отстань! Тимка!» Его давно, очень давно никто так не называл. Имя потерялось в дебрях времени. Щемящее чувство: не то радость, не то грусть. Неужто разомлел от воспоминаний? А ведь считал, что сладкие сопли не для него. «Какой ты у меня еще маленький!» — ласково улыбнулась мать. Нет, не обиделся, как тогда, удивился, какая она юная, всего года на три старше его самого теперешнего. Счастливый, зализанный до проплешин первоклашка, а вокруг светлый и добрый мир. Ты непременно станешь математиком, как мама, или инженером, как папа, способности-то налицо. Талант — это приятно, но интереснее быть летчиком или солдатом. Все кончилось в одночасье. Автобус, мама в бежевом платье, лаковый поясок, приоткрытая сумка, пакетик с конфетами. Любимые, «Вечерний звон», честно заслужил — пятерка по контроше. Толкотня на остановке, машины несутся, нужно скорее перейти дорогу. Зеленые «жигули», номер 11 18, цифры врезаются в память, и мамы больше нет, трупа он не помнил, только раздавленные пирамидки конфет на асфальте.

Шредер встал, встряхнулся, прошлое — пыль, нечего там копаться, «точка возврата» давно пройдена. Вышел на балкон, вдохнул свежести, облокотился на загородку. Высоко, девятый этаж, последний, сверху ржавый край крыши и синее небо, глубокое, как пропасть. Внизу Алтуфьевское шоссе, пробка в сторону области. Суета, мельтешение. Тачки не видно, приткнул ее где-то с бока-припека. Нужно спуститься, забрать вещи да съездить кое-куда. Включил комп посмотреть дорогу. Заголовки — будто кирпичом по башке. «Известный политик — связь с криминалом». «Кто развращает молодежь?» И прочие пузыри на пустом месте. Ролик в открытом доступе, себя с трудом узнал. Сам полгода назад исхитрился, снял, мол, на крайняк пригодится. Неужто прокололся, как последний лох? Вот уж осел так осел! Это Децил спер запись! Он, гаденыш, больше некому! Шустро скопировал и вернул. Круто!

Злоба душила. «Это же надо так лажануться! Шахматистом себя воображал, а тут подставился, будто салага. Мальчишку надо было раньше кончать. Все тянул, миндальничал. А сучонок ментам козырь кинул». Тут что-то не сходилось. «Зачем было пускать ролик в сеть, ведь могли же договориться?»

Шредер вскочил, заметался по комнате. Убежище вдруг стало жалким и ненадежным. «Теперь найдут, из-под земли достанут!» Ненависть бьется с обреченностью. Даром не дамся!

Выскочил на лестничную площадку, прильнул к пыльному, заляпанному окну. Краешек голубого «ланцера», кругом тишина, старухи, мамки с киндерами. Вроде ничего особенного, только три мужика будто ждут кого… Топорная работа. Вьются возле машины, как мухи над падалью. «Достало все! Опять прокололся, идиот! Маячок приляпали, а я и не проверил, кретин! Бегаю, ровно мышь по клетке, а они глядят, прикалываются!» Стукнул по подоконнику, зазвенело, задребезжало стекло. «Не знают только номер квартиры, у всех подъездов ждут, чтобы наверняка». Шредер крепко, со злостью выругался. Так и замочил бы гадов, жаль, ствол в машине. И здесь прокол! К службе не годен, дебил! Ментов одурачил и успокоился! Идиот! Бешеный взгляд метался по крохотному заплеванному закутку: должен же быть выход! Крашеная зеленая лесенка на чердак, навесной замок. Рвануть на крышу, осмотреться, оценить обстановку? Не лезть же вслепую! А вдруг пронесет?! Верилось слабо. Но забиваться, как крыса в нору, — ни за что!

Вернулся в квартиру, отыскал скрепку, согнул, повертел в руках, будто примеряясь к замку, сунул в карман и побрел на кухню. Спешить не хотелось, обмозговать бы все по порядку. Вытащил из холодильника почти целый торт, отрезал кусок, смахнул пышную кремовую розочку, стал равнодушно жевать. Приторная гадость, выпить бы. Нельзя. Слабость. Плеснул вчерашней заварки, поморщился, встал. Аляпистые магниты на холодильнике, чахлое алоэ на окне, взгляд цеплялся за всякую хрень, мешая сосредоточиться.

Выходить без грима страшно, неловко, будто голый. Намазал рожу белым кремом, глянул в зеркало. Не катит! Какой там гот! Так, Пьеро недоделанный! Накинул куртку, прихватил ключик от квартиры. Вдруг придется вернуться.