Лиза Марклунд - Место под солнцем

Анника остановила машину.

– Что?

– В реку. Это русло реки с бетонированным дном. По ней мы легко выедем на Н340. Здесь всегда пробки из-за дорожных работ.

По лицу Анники скользнуло недоверчивое выражение. Карита его заметила.

– Не волнуйся, там не глубоко.

Анника осторожно преодолела бордюр и травяной газон и въехала в реку.

Глубина воды и в самом деле не превышала пары дециметров. Проехав по руслу реки несколько десятков метров, они выехали на другую сторону шоссе.

– Сколько же новых дорог вы строите, – сказала Анника и посмотрела в зеркало на скопление дорожной техники.

– Н340 – новая дорога? Она была построена еще римлянами и до сих пор ни разу не реставрировалась. Мы приехали, можешь парковаться.

– Здесь, на переходе? – изумилась Анника, но Карита уже вышла из машины.

Они находились в старом районе с белыми домами рядовой застройки. Анника взяла с собой камеру и вспышку и вслед за переводчицей направилась к ресторану.

– «Ла-Гаррапата», – прочитала Анника на вывеске над входом, возле которого на щите было написано меню на трех языках – шведском, английском и финском. Что значит «ла гаррапата»?

Карита поправила прическу.

– Это означает «клещ». Почему кому-то понадобилось называть ресторан именем кровососущего паука, я понять не могу, но такова данность.

«Ла-Гаррапата» оказался весьма скромным заведением. Стекла дверей были вставлены в алюминиевые рамы, которые гремели и дребезжали, когда их открывали. Внутренние поверхности окон запотели. Карита вошла в ресторан и тут же издала тихий восторженный вопль. Она сразу принялась целоваться со знакомыми, подставляя сначала правую щеку, а потом левую, точно так, как показал ей Джимми Халениус.

Фотографии не могли получиться убедительными, подумала Анника. Было темно, никто не пользовался вспышкой, да и между ними не происходило ничего серьезного.

Она осмотрелась.

Они находились в обеденном зале с тридцатью столиками и баром, за которым могло усесться человек двадцать. На большом экране, висевшем на стене, транслировались передачи шведского телевидения.

– Это Анника Бенгтзон. – Карита представила гостям ресторана Аннику. – Ее прислали сюда из редакции газеты «Квельспрессен», чтобы написать о несчастной семье Сёдерстрём, и теперь она хочет, чтобы вы рассказали о ней… Лассе, ты знал Себастиана! Давай мы послушаем тебя!

В ресторане наступила мертвая тишина. Анника чувствовала, что краснеет. Она не привыкла так работать. Обычно она очень обходительно, медленно, но верно сближалась с человеком, у которого собиралась взять интервью. Взяла за правило всегда объяснять свои намерения настолько ясно, насколько это было возможно, чтобы человек не чувствовал, будто его заманивают в ловушку и хотят обманным путем что-то у него выведать. И делала это, потому что очень часто они считали, что Анника описала их недостаточно благожелательно.

Однако Лассе откашлялся, выступил вперед и начал рассказывать о своем друге Себастиане, рассказывать возвышенно и с чувством, не стесняясь присутствующих.

Это так не по-шведски, думала Анника и писала так быстро, что у нее заболела рука.

– Себбе вкладывался в любой спорт, – говорил Лассе, – он знал толк во всех его видах. То, что он играл в хоккей, было чистой случайностью. Он так же хорошо играл в гольф и теннис. Он знал об этом, знал о своем даре, сознавал его и хотел вернуть свой долг жизни.

Лассе шмыгнул носом, гости кивали, а многие вытирали глаза салфетками.

– Он всегда хотел делать что-то осмысленное со своими деньгами, со своим временем, – продолжил Лассе, – а не только чистить кубки, стоящие на полках. Именно поэтому он отбирал бедных, но способных детей в свой теннисный клуб, именно поэтому учредил команду «Френсис» – чтобы их тренировать. У него самого была возможность развиваться с детства, и он хотел, чтобы такая возможность была у всех.

Лассе заплакал.

– Я помню нашу последнюю встречу с Лео и Мю. Это было в канун Рождества. Себбе устроил теннисный турнир, победитель которого получил не только кубок и форму, но и место в международном колледже Марбельи, экзамен в который он мог держать по достижении восемнадцатилетнего возраста.

Поднялся ропот, люди снова закивали.

– Да, – повторил Лассе, – место в колледже. Девочке, которая выиграла турнир, было десять лет. Этот приз обошелся Себбе в миллион, но он был лишь рад этому. «Она просто фантастична, – говорил он, – она обязательно добьется больших высот. Думаю, что я буду с восхищением следить за ней много лет, пока она не поступит в колледж и не сдаст свой экзамен…»

Многие женщины заплакали в голос.

Анника хотела достать камеру, но решила подождать, когда они выплачутся. Она наскоро перечитала запись. Кто такие Лео и Мю? Дети Себастиана?

Она посмотрела на часы. Все это не продлится долго. Нужно позвонить Никласу Линде и спросить, не напала ли полиция на след убийц. Ей надо было написать три статьи и пораньше лечь спать, потому что завтра тоже будет тяжелый день.

– У Себастиана была жена, – громко и отчетливо произнесла Анника. – Есть здесь люди, которые ее знали?

Поднялась светловолосая женщина с короткой стрижкой.

– Вивве была шведка, – сказала она, – поэтому мы все ее знали.

Почти все женщины энергично закивали.

Вивве была шведкой. Почему женщина особо подчеркнула этот факт?

Анника отметила в блокноте этот вопрос, продолжая смотреть вниз, чтобы не испытывать смущения, ожидая, что дальше скажет женщина.

– Несмотря на то что она была очень занята детьми, школой и Себастианом, Вивве всегда находила время для руководящей работы, и надо еще вспомнить, как она заботилась о своей маме и Сюзетте, не важно, была ли она здесь или нет…

– Она где-то работала? – спросила Анника, и женщина вздрогнула и слегка поджала губы.

– Да, Вивве работала, но здесь работа для женщины не так важна, как в Швеции, – сказала она и села.

«Какая досада, – подумала Анника, – я, кажется, наступила на очень болезненную мозоль».

– Я поняла, что семью Сёдерстрём хорошо знали и любили в шведской колонии в Испании, – сказала Анника со своего места, надеясь, что правильно выразила свою мысль. Видимо, да, она все сделала правильно, потому что в ответ на ее слова люди дружно закивали.

– Вероника жила здесь с самого раннего детства, – поддержала разговор пожилая женщина, сидевшая одна за столиком возле кухни. Перед ней стояла почти пустая бутылка вина. Анника едва не вывернула шею, чтобы увидеть ее.

– Вероника Сёдерстрём росла здесь, в Испании? – уточнила Анника.

Женщина провела пальцами по стакану. Взгляд ее бесцельно блуждал.

– Я приехала сюда одновременно с Астрид, ее мамой. Астрид всех заражала своей радостью, своим оптимизмом. Вероника была самой красивой девочкой, какую видывал свет. Она стала фотомоделью.