Лиза Марклунд - Место под солнцем

Зажужжал мобильный телефон.

Звонил Андерс Шюман.

– Слушай, – сказал он, – я тут имел странный разговор с одним репортером конкурентов. Ты действительно развлекалась в ресторане с какой-то шишкой из министерства юстиции?

– Нет, мы просто поужинали, и было это не поздно. Он сообщил мне кое-какие сведения, потом мы обменялись испанскими поцелуями в щечку и разъехались. Ты обеспокоен?

– Вовсе нет. У тебя все нормально?

– У меня все отлично, хотя работы, конечно, много.

– Хорошо, не буду тебе мешать.

Она отложила телефон в сторону.

Фотографии дома получились очень удачными. Он выглядел огромным и роскошным, отбрасывающим царственную тень на обширный пустырь.

Анника предложила и подпись: ПРЕСТУПНИКИ ЗНАЛИ КОД.

Немного посидев, Анника принялась за статью «Опрокинутая идиллия».

Она описала район, страх соседей, очевидную обеспокоенность постоянных посетителей шведского ресторана. Привела она и обе цитаты Кариты, хотя и анонимно:

«Это настоящий страх. Мы очень долго просто ждали, что будет дальше, а случаев газовых нападений становилось все больше и больше» и «Теперь люди станут намного осторожнее, это факт».

Эту статью она отослала со снимком шикарного фасада и портретами шведов с их краткими анкетными данными.

Теперь осталось самое трудное: статья о семье.

Она перешла на домашнюю страницу «Квельспрессен». На первом месте в www.kvaUspressen.seстояла беседа ведущего программы с каким-то политиком, потом следовали тошнотворные излияния звезды мыльного сериала, дальше – новости в порядке убывания важности. Газовое убийство стояло на седьмом месте.

Были помещены фотографии пяти жертв: Себастиан Сёдерстрём, 42 года, Вероника Сёдерстрём, 35 лет, Мю Сёдерстрем, 8 лет, Лео Сёдерстрём, 5 лет, и Астрид Паульсон, 68 лет. Фотографии были сомнительного качества и довольно старые.

Начала она с просмотра школьного каталога или, точнее, годового отчета, подготовленного международным колледжем Марбельи, взятого на время у Кариты. В этом ежегоднике все фотографии, связанные со школами, были приведены к одному стандарту и размеру. Были представлены все школы, их предметы, курсы и местоположение. Все эти сведения сопровождались групповыми и индивидуальными фотографиями нарядных детишек в школьной форме.

Ей понадобилось несколько минут, чтобы найти школьные фотографии Лео и Мю.

На этом снимке Лео был значительно старше, чем на фото с домашней страницы газеты. У мальчика были непослушные светлые волосы и щербинка между передними зубами. Было видно, что это непоседа и шалун. Мю была одета в синее школьное платье, светлые волосы заплетены в аккуратные косички – от этого ангелочка было трудно оторвать взгляд.

Анника тяжело вздохнула, позвонила портье и попросила его отсканировать фотографии и прислать их на ее компьютер. Усталый портье с угрями на лице взял ежегодник и неохотно пообещал все сделать.

Жизнь семьи Сёдерстрём, без сомнения, выглядела вполне идиллической, но была ли она таковой на самом деле? Не было ли в ней чего-то потаенного и отталкивающего? Вероника состояла в руководстве женского объединения, а Себастиан занимался своими молодыми спортивными талантами. Лео был веселым шалопаем, а Мю – милой и аккуратной девочкой. От этой картины пахло таким стереотипом, что у Анники зачесалось в носу.

Она прикрыла ладонями глаза, чтобы избавиться от кружения предметов. До чего же она устала!

Потом она начала писать. Она писала о Себастиане и его стремлении отдать жизни то, что он получил от нее в избытке, о теннисных турнирах, на которых одаренные дети выигрывали путевки в жизнь, о преданности Вероники друзьям и семье, об оптимизме бабушки, о том, что она была моральной опорой семьи и в горе и в радости.

Под конец Анника вдруг заметила, что плачет.

Она отправила в редакцию последний текст и отсканированные школьные фотографии и пошла в ванную чистить зубы.

Последнее, о чем она подумала, был Джимми Халениус и фотография, которая появится завтра в газете конкурентов.

Она задумалась, чем это может ей грозить, но уснула, прежде чем нашла ответ.

Шел дождь. Анника стояла перед воротами виллы семьи Сёдерстрём. За дождем она едва различала контуры дома. Казалось, откуда-то с неба спустились пляшущие занавеси, вдоль которых текли нескончаемые и плотные потоки воды.

– Этот солнечный берег иногда называют берегом осадков, – сказала Карита Халлинг Гонсалес и подошла к Аннике, спрятавшись под большой зонт. – Такой маленький дождичек, или как?

Она нажала выключатель, игравший роль звонка, и, прищурившись, посмотрела на дом.

– Ты уверена, что сегодня дежурит тот же полицейский, что и вчера? – спросила Анника. – Пропустит ли он нас?

Карина поудобнее ухватила сумку – сегодня клетчатую.

– Да, он, – ответила Карита. – В этом можешь быть уверена. – Она посмотрела на Аннику. – Правда, он не разрешит взять с собой твою большую камеру, – продолжила она. – Он сразу поймет, что мы пытаемся его провести.

Дверь на террасу открылась, и Анника метнулась к машине, чтобы положить камеры на заднее сиденье.

– Я могу оставить вещи здесь? Их не украдут? – крикнула она.

– Думаю, что эта улица уже исчерпала свою квоту преступления за год, – ответила Карита и помахала рукой полицейскому.

Анника вгляделась в смутно видневшийся за стеной дождя силуэт сержанта, идущего к воротам. Она еще раз убедилась, что телефон лежит в сумке. Она уже делала им снимки, например, в Золотом зале после Нобелевского убийства.

Снимки получаются неважные, но для публикации вполне пригодные.

– Анника, ты идешь? – крикнула Карита.

Она подбежала к переводчице в тот момент, когда полицейский отпирал створки ворот.

– I’m sorry, – сказал он на ломаном английском и официально протянул Аннике руку.

Она кивнула и вытерла с лица дождевую воду.

Бассейн перед домом был просто огромен. Влажные скамьи из темного дерева от воды казались черными. Очертания усадьбы терялись за сплошной пеленой низвергавшегося с неба водопада.

– Это стена, где они подключились, – сказал полицейский и показал разбитую дверь на террасу.

– Мне переводить? – спросила Карита.

– Я понимаю по-английски, – ответила Анника.

Они вошли в дом, и полицейский закрыл за ними дверь. Наступившая тишина казалась такой же плотной, как дождь. На мгновение Аннике стало трудно дышать.

– Газ? – спросила она, поспешно повернувшись к полицейскому. – Его здесь уже нет?

– Уже давно нет, – ответил он.

Они стояли в большом холле, потолок которого находился, видимо, на уровне крыши – высота его была метров шесть, если не больше. Две лестницы по обе стороны холла вели на второй этаж. С середины потолка свисала громадная кованая люстра. Пол из плит белоснежного мрамора казался пустым и холодным как лед. В стенах были ниши с копиями античных скульптур.