Джон Локк - Прощай, любимая!

У меня мутится в голове. Голос моего тюремщика звучит уверенно.

– Стало быть, так… – говорю я.

– Да, именно так.

– Что же будет теперь?

– Мы убьем вас, и очень скоро. В свете последних событий Рейчел и Карен наверняка желают вам смерти. После этого мы воссоединим счастливую пару и опустим занавес, завершив этот спектакль.

– Карен получит большой куш? – спрашиваю я, не очень понимая, почему эта мысль пришла мне в голову.

– Я знала, что она шлюха, – цедит сквозь зубы Рейчел. – Но она, по-моему, заработала эти деньги, поскольку ей пришлось трахаться с тобой.

– Ты тоже замешана в этом, Рейчел? – спрашиваю я. – И тоже получишь свою долю?

– Рейчел не принимала участия в этой драме, – говорит голос. – Она лишь получит возможность жить и пользоваться тем, что унаследует от вас.

– Вы чрезвычайно самоуверенны, – говорю я. – Если в последний момент вы не сможете получить доступ к деньгам, то пожалеете, что не оставили меня в живых.

– Сэм, сразу после того, как вы выдали нам имена, мои партнеры приступили к работе. Она закончена. Деньги уже у нас.

– Возможно, не все. Какова окончательная сумма?

Голос не отвечает. Видимо, занимается подсчетами.

– Девять миллиардов четыреста миллионов с мелочью, – говорит он наконец. – Ну что, правильно?

Черт.

– Повезло вам, – говорю я. – И пошли вы все к дьяволу. Давайте, включайте насос. Увидимся в аду.

– До встречи, Сэм.

Следует пауза. Мои тюремщики готовят вакуумный насос к работе, производя регулировку управляющего электронного устройства.

Когда все готово, вновь раздается голос:

– Извините за небольшую задержку. Мы начинаем. Упокойтесь с миром, Сэм. Я дам вам десять секунд.

– Итак, вы получаете девять миллиардов долларов, а я – десять секунд.

– Вряд ли это можно назвать справедливым, не правда ли?

– Когда начнется отсчет?

– Сейчас… если только кто-нибудь не сделает окончательное заявление… Нет? В таком случае…

Кевин Вон откашливается:

– Если можно, я хотел бы задать Сэму короткий вопрос.

Я перевожу взгляд на Кевина и вижу, что Рейчел тоже смотрит на него. Она выглядит встревоженной.

– Кевин, прошу тебя, дорогой, – говорит она умоляющим голосом. – Пусть все это кончится и мы поедем домой.

– Что у вас за вопрос? – спрашиваю я.

Я смотрю на часы и думаю о Сэме Кейсе, который в этот момент занимается сексом с Карен Вогель в номере отеля. Это лучшее утро в его жизни должно превратиться в самый страшный для него кошмар. Я сижу в ресторане «Рок-Крик Дайнер», неподалеку от Сенека-парк.

Надпись жирным шрифтом в верхней части меню сообщает все, что мне нужно знать о предстоящих гастрономических ощущениях:

С 1947 года мы подаем еду, столь же качественную, чистую, здоровую и необходимую, как материнская любовь.

Напротив за столом сидит Джимми Сквинт и смотрит на меня так, словно мой босс должен быть самым сумасшедшим сукиным сыном на Земле.

– Крид, ваш босс, должно быть, самый сумасшедший сукин сын на Земле, – говорит он и изучает мое лицо, ожидая услышать главное.

Я молчу.

– Стало быть, план таков, – говорит Джимми. – Я что-то упустил?

– От того, что я перескажу его, – говорю я, – он не станет лучше.

Наша официантка – красивая, невысокая южанка по имени Мэйси – ставит между нами блюдо, на котором разложены сэндвичи с деревенской ветчиной, и задерживается возле столика на несколько мгновений, чтобы продемонстрировать мне свою улыбку, с помощью которой она когда-нибудь будет удерживать по вечерам дома своего мужчину. Разумеется, Джимми Сквинт не может не испортить впечатление.

– Сэндвичи выглядят пересушенными.

Возможно, Джимми прав насчет того, что мой босс сумасшедший, но он совершенно неправ насчет сэндвичей. Кроме того, его замечание не очень нравится другим посетителям. Однако Джимми не замечает, что вокруг нас образуется атмосфера неприязни.

– Вы это серьезно? – спрашивает он, возвращаясь к теме плана.

Я утвердительно киваю головой.

– У этого парня действительно столько денег?

– Действительно.

– Но этого недостаточно.

– Недостаточно, – соглашаюсь я.

Джимми бросает свой фирменный взгляд, сощурив глаза, пытаясь понять, не поддразниваю ли я его. Не сумев определиться, он продолжает разговор:

– Похоже, дело чертовски хлопотное.

Я пожимаю плечами.

– Этот парень располагает информацией, которая вам нужна, – говорит Джимми, – почему бы не выбить ее из него?

Я молчу.

– Или взять в оборот его близких и убивать их по одному. У него на глазах… Тогда он обязательно заговорит.

– Наверное, – говорю я, лишь бы что-нибудь сказать.

– Но ваш парень хочет разгуливать по округе и пинать собаку.

Джимми Сквинту свойственна весьма странная манера изъясняться, но я понимаю, что он имеет в виду.

– Не имеет значения, как вы формулируете это, – говорю я, – все равно получается то же самое.

Большое окно здания ресторана выходит на Сенека-парк. Через него мы видим около восьмидесяти мужчин и женщин, дюжину детей, и, как ни странно, среди них нет ни одной собаки.

Джонни Сквинт откусывает кусок сэндвича.

– Где должна происходить вся эта стрельба? – спрашивает он шепотом.

Я киваю головой в сторону окна и тут замечаю на лице Джимми хмурое выражение.

– Дело не в том, что сэндвичи пересушены, – говорю я. – Просто вы неправильно их едите.

Он с изумлением смотрит на меня.

– А сколько всего существует способов поедания сэндвичей?

– Существует специальный протокол поедания данного конкретного блюда, который следует соблюдать.

– Протокол? Что, черт возьми, это значит?

– Сэндвич нужно окунать в соус, – говорю я.

Его лицо искажает гримаса.

– Это же сплошной жир.

– Вы находитесь в Кентукки, Джеймс. Это настоящий «красный глаз». Никакого жира.

Сквинт выливает соус из фарфоровой соусницы себе в тарелку.

– Почему он такой темный?

– В него добавляют кофе.

– Кофе? – переспрашивает он с возмущением. – Кто это, черт возьми, добавляет в соус кофе?

Раздается скрежет стульев о пол. Огромный мужчина в рабочем комбинезоне и его небритая жена, сидящие в двух столах сзади Джимми, вскакивают на ноги и принимают угрожающую позу. Другие посетители, слышавшие последнюю реплику Джимми, злобно смотрят на него.

– Ну, и какого дьявола вы на меня уставились? – обращается он ко всему залу.

Поначалу Джимми держит руки под столом. Неожиданно, без какого-либо видимого движения, в одно мгновение они оказываются на столе. Пальцы правой руки покоятся в дюйме от ножа для резки мяса с зубчатым лезвием.