Андрей Анисимов - Проценты кровью

– Хорошая мысля приходит опосля. Депутат ремонт делал, мог и сам найти, – рассудил генерал.

– И получил пулю, – вывел резюме подполковник.

– Вот тебе и первое дело твоего частного сыскного бюро. Опять семейное, – вздохнул генерал. – Везет тебе, Петька, на дела семейные. Ох уж и везет.

– Не первое, а второе семейное, – грустно улыбнулся Петр Григорьевич.

– Не понял? – пробасил генерал.

– Первое жена заказала. Отца родного требует отыскать.

– Надюха? – удивился Грыжин. – Аксенова ей мало?

– Выходит, мало.

– Не успели мы еще и бюро открыть, а работы бесплатной уже набрали, – проворчал Иван Григорьевич и, наконец, хлебнул из стакана.

– Собрался в Новгород. Постараюсь на месте поглубже покопать. Доказать надо, что сын не виновен. А для доказательства требуются улики. Из Москвы их не добудешь, – рассудил Ерожин.

– Езжай, я за эстонцами пригляжу, – пообещал Грыжин. – Они уже два дня наш офис ковыряют. Помощь моя по Новгороду нужна?

– Справлюсь. Друзей полон город. Авось не пропаду, – отказался подполковник.

Возвращаясь домой, Петр Григорьевич ехал по ночной Москве и вспоминал слова Грыжина. «Висит на нас этот грех с Кадковым».

Подробности последнего новгородского дела майора Ерожина в памяти сохранились ярко. Мысли о том, что в угоду смазливой и пустой Соне он упек за решетку невиновного, посещали Петра Григорьевича и в Москве. «Все равно бы этот хлыщ дозрел до тюрьмы», – оправдывал себя следователь. Придумать более благородные аргументы для облегчения совести Петр не пытался. Он тогда не знал генерала Грыжина и сказать, что совершил проступок ради друга, себе не мог. Но и корысти в его решении не наблюдалось. Остается Соня. Теперь, полюбив Надю, Петр Григорьевич на многие вещи переменил свои взгляды. После исчезновения невесты, за двадцать пять дней, когда он почти безвылазно провел в своей квартире, Ерожин немало передумал разного. Потеряв Надю, как ему тогда казалось, Петр не раз вспоминал о Боге. Бог его наказал за прежнюю жизнь. В этой прежней жизни с точки зрения общепринятой морали он нагрешил немало. Правда, Ерожин никогда не считал свою охотничью страсть к женской половине человечества греховной. Жену он не бросал. Наташа сама так решила, и по всей видимости она с Суворовым счастлива. Да и сын его, Гриша, гораздо больше внимания получил от отчима, чем дождался бы от родного отца. С обывательской точки зрения он не прав, но по сути от его кобелиных наклонностей никто не пострадал. Девушкам и женщинам Петр Григорьевич голову никогда не морочил, не обещал вечного блаженства и пожизненной любви. Единственный эпизод, наполнявший Петра жгучим стыдом, – разовая связь с Райхон. Но не Ерожин стал причиной несчастья в семье Ибрагимовых, а Вахид унес в иной мир свои сомнения, даже если они у него и возникали. Но за ту ночь Ерожину было по-настоящему стыдно. И Бог его не простил. Теперь над кроватью висит портрет узбечки. Да, грешков по жизни у Петра Григорьевича скопилось, но настоящий грех был один – Эдик.

Получив сообщение Суворова, Ерожин уже не сомневался, что цепь убийств в Новгороде связана с Кадковым-младшим. Если это так, выходит, что подброшенная улика в бывшую квартиру отца имеет зловещий смысл – месть. Но почему Гриша? Суворов Кадкову ничего плохого не сделал. На процессе не выступал и вообще криминалист управления фигура скорее научная, чем карающая. Кадкова судили по неоспоримым уликам – ворованные вещи, часы и портсигар отца. Воровство свое подсудимый признал, но отцеубийство отрицал напрочь.

Что-то крутилось в голове Ерожина: «Гриша Ерожин. Ерожин, а не Суворов. Эдик сводит счеты не с Виктором Иннокентьевичем, а со следователем майором Ерожиным».

Догадка еще не оформилась в четкую форму, но Петр Григорьевич своим нутряным чутьем понял, что мыслит верно. Что задумал Кадков? Месть всем, кто причастен к его неправому суду? При чем тогда жильцы бывшей квартиры? Случайным могло стать только первое убийство. Мстителю требовалось оружие, а подвернулся Крутиков. Жертвой мог стать любой человек с пистолетом. Первое убийство в логическую цепочку версии ложилось. Убийство депутата связано с самой квартирой. Недаром Грыжин сразу смекнул, о чем думал Петр Григорьевич, – тайник. А заодно и месть. Кадков начал с сына следователя. Засадить невинного парня. «Зуб за зуб. Я пошел в зону невиновным, пусть и твой пацаненок попробует». Ерожин оценил черный интеллект убийцы. «А если Эдик не остановится? Тогда кто на очереди? – Ерожину стало жарко. – Надя одна в квартире!»

Петр задумался и не понял, где едет. Слава богу, он уже на Варшавке. До Чертанова три минуты. Оставив машину поодаль, Ерожин внимательно оглядел пустынные дворы. Вокруг дома плотными рядами грустно мокли легковушки спящих владельцев. Ни одной живой души подполковник не заметил. Войдя в подъезд, он проверил лифт. Кабина находилась внизу, Ерожин в лифт не сел, а начал подниматься, останавливаясь и внимательно прислушиваясь на каждом этаже. В квартире на пятом кто-то воспользовался туалетом. В ночной тишине дома звук шумящей воды был отчетливо слышен. Возле своей двери Петр Григорьевич задержался. Он заглянул на верхний этаж и, не отметив ничего подозрительного, полез в карман за ключами. Но дверь перед его носом сама резко открылась, и он увидел Надю. Жена стояла на пороге в халатике и с тревогой смотрела на ночного гуляку.

– Ты где был? – тихо, почти шепотом, спросила она.

– С генералом засиделся, – ответил Петр Григорьевич и, закрыв за собой дверь, снял в прихожей плащ и в свою очередь спросил: – А ты почему не спишь?

– Тебя жду, – ответила Надя. – Как можно спать, когда муж ночью шляется?

– Ты же знаешь, где я и телефон Грыжина знаешь? – удивился Ерожин.

– Я и уснула. А потом поняла, что тебя нет и проснулась. Никогда не бросай меня ночью. Мне показалось, что ты меня разлюбил и ушел навсегда, – призналась Надя.

– Я тебя разлюбил?! – изумился Ерожин.

– Конечно, ты. Вчера на меня ноль внимания. Смотрит в потолок, словно рядом кочерга валяется, а не молодая жена спит. Сегодня ночью смывается…

Ерожин взглянул в обиженные глаза супруги, поднял ее на руки и отнес на тахту. Доказать жене, что она ему не безразлична, для Петра труда не составляло. Надя уснула с улыбкой, обняв Ерожина двумя руками. Петр заснуть не мог. Никогда в жизни Петр никого и ничего не боялся, но этой ночью ощутил нечто вроде страха. Страха не за себя. Он испугался за Надю. Если обиженный уголовник начал мстить его близким, ближе Нади у Ерожина никого нет. «Завтра же отправлю ее к родителям. Предстоит большая охота, – понял Ерожин и подумал: – Хорошо бы в этой охоте самому не стать дичью».

По Чертановской улице прогремел первый трамвай. «Шестой час», – прикинул Петр Григорьевич и закрыл глаза.