Андрей Анисимов - Ураган для одуванчика

Гроссе растерялся. При всей проницательности, свойственной людям его профессии, он не мог предвидеть ее реакцию и на всякий случай молчал. Но его молчание ее еще больше возмутило:

– Я пришла к вам, как к чиновнику, по долгу службы обязанному оберегать граждан Германии, где бы они не находились. За это мы на свои налоги вас содержим. Я уверена, что с фрау Литхен произошло несчастье, а вас это не трогает.

Гроссе сам начинал терять терпение:

– Фрау Лямке, поймите, Мюнхен огромный город. В нем каждый день случаются сотни преступлений. Разве вы не знаете, что у нас полно турок, арабов, русских и цыган? В полиции не хватает штата заниматься убийствами, грабежом и террористами, а вы просите меня искать даму, отбывшую отдохнуть от городской суеты? Кто вы ей – мать, дочь, тетя? Вы ей просто подруга. Подай заявление член ее семьи – дети фрау Литхен или ее муж, я бы его принял и приказал начать расследование. А так у меня ноль юридических оснований.

– Не говорите глупостей! У Берты нет и никогда не было детей, а ее муж уже двадцать лет на кладбище!

– Если она вдова, у нее вполне может оказаться друг, с которым она проводит время, не докладывая об этом подругам.

– Вы про Альфреда? Старый дурак Беншер делал ей предложение, но она его отвергла.

– Вы говорите, Альфред Беншер? Мне эта фамилия кажется знакомой.

– Значит, вы такой же негодяй, как он. Не примете моего заявления, пеняйте на себя.

Комиссар покосился на ее огромные ручищи, затем на графин с водой, чудом сохранившийся в целости, и решил не искушать судьбу дважды:

– Фрау Лямке, если вы сумеете выяснить, куда конкретно направлялась ваша подруга, я пошлю туда запрос. Это все, что я могу для вас сделать.

– Я же вам сказала, она уехала в Эстонию – крошечную республику бывшей империи зла. Там все друг друга знают. Напишите главному полицейскому этой Эстонии. Пусть реагирует.

Гроссе притих, пытаясь что-либо вспомнить о вновь народившейся прибалтийской стране.

– Как ни мала Эстония, там все же есть несколько городков, а за ними хутора. Это отдельные жилища фермеров. Если ваша приятельница живет у такого фермера, эстонская полиция об этом ничего знать не будет. Ей неоткуда это узнать – ведь границ у Евросоюза теперь нет, и визы для Эстонии не требуется. Вы меня поняли?

– Я поняла, что вам лень работать. Но мне не безразлична судьба этой женщины, и я вам помогу. Вот телефон, который Берта Литхен оставила садовнику, – и Лямке выложила на стол листок с номером.

– Так позвоните туда сами, – посоветовал комиссар.

– Не давайте мне идиотских советов. Естественно, я туда звонила, и не один раз.

– И что вам ответили?

– Мне ответили, что фрау Литхен съехала. Пусть эстонская полиция начнет ее поиск с этих негодяев.

– Это уже нечто… – тяжело вздохнул комиссар и, записывая номер в служебный блокнот, предупредил: – Скорого результата не ждите. Пока я пошлю запрос, пока мне ответят и тому подобное…

Фрау Лямке поднялась с кресла:

– Скажите, офицер, в нашей полиции работают одни мужчины?

Гроссе решил уточнить:

– В каком смысле?

– В прямом.

– Почему? У нас в полиции женщин много. Отдел нравов возглавляет женщина. Отдел несовершеннолетних преступников тоже. В полиции женщин хватает, а что?

– Очень жаль, что вы, комиссар, мужчина, – сообщила фрау Лямке и, выходя из кабинета, так хлопнула дверью, что посеребренный кубок, выданный комиссару за многолетнее участие в клубе болельщиков мюнхенской «Баварии», слетел со стеллажа на пол, а за ним и настенный календарь.

«Страшная баба», – подумал Гроссе и поспешил вернуть кубок на место. Затем поднял календарь. Наведя порядок, уселся в кресло и прикинул, кого из животных напомнила ему фрау Лямке. И когда сообразил, что ближе всего ей соответствует образ носорога, тут же обрел равновесие и принялся за работу.

А Лямке, выйдя из кабинета, знала, что этого так не оставит. Она все доводила до конца, а тут, когда дело касается самой Берты Литхен, она не успокоится, пока не найдет ее живой или мертвой.

Поселок Мустикат по эстонским понятиям можно отнести к крупным населенным пунктам. В нем более двухсот жителей, три магазина, школа, спортзал с теннисным кортом, отделения двух банков, почта и полицейский участок. Естественно, венчает этот список поселковая управа, поскольку без власти народ существовать не может, даже самый независимый и свободолюбивый. Со столицей страны поселок связывало железнодорожное сообщение – дизель с тремя вагонами и автобус, что каждый час отправлялся с главной площади. Поездка в Таллинн на дизеле занимала около часа, автобусом на пятнадцать минут быстрее. И хоть каждая семья владела одним или несколькими автомобилями, пользовались общественным транспортом жители охотно. Бензин при вступлении в Евросоюз взлетел в цене, и ежедневные поездки на личном транспорте заметно ударяли по карману селян. А многие из них работали в столице и ездили туда ежедневно.

До моря от поселка нужно катить на машине минут сорок, зато прямо за центральной площадью раскинулось озеро, переходящее в каскад прудов. Водоемы окружала прекрасная дубовая роща. Весь парковый ансамбль являлся рукотворным наследием некогда проживавшего в этих местах немецкого барона, чей замок сохранился до сих пор и сдавался властями в аренду под различные торжества. В нем справлялись свадьбы, отмечались юбилеи и выступали столичные артисты. Кроме того, по средам и пятницам в замке проводились занятия поселкового хора. Хоровому пению жители Эстонии придают особое значение и им гордятся. И дело не только в музыкальных способностях маленького гордого народа – коллективный вокал позволяет им ощутить плечо соотечественника. Хор собирает людей вместе, и эстонцы друг друга видят. А увидеть живого человека на улицах Мустикат или другого подобного поселения – большая удача. Создается впечатление, что в Эстонии все есть, кроме людей. Соседи уживаются мирно, но общаются крайне редко. При встрече на улице лишних вопросов друг другу не задают, ограничиваясь приветствием tere или доброжелательным жестом.

Коттеджи поселян, как и в доброй старой Англии, служат хозяевам крепостью, и все маленькие тайны и большие проблемы владельцев остаются за стенами строений. Домики в поселке разные. Есть побольше, в два этажа, есть и совсем маленькие, но все опрятны, окружены подстриженными газонами и по российским понятиям, выглядят элитарно. Но здесь это вполне обычное жилье граждан разного достатка. Национальный состав селян тоже не однороден. Помимо эстонцев, в поселке Мустикат проживают две династии цыган, давно сменивших кочевье на европейский комфорт, пять русских семей, осевших еще после войны с немцами, и смешанная чета Муравиных, состоящая из жены-эстонки, Кристины, и русского мужа, Василия. Коттедж Муравиных мало разнился от остальных. Да и своим бытом молодая чета, отметившая в этом году семь лет совместного проживания, среди остальных поселян ничем не выделялась. Не придали значения соседи и приезду к ним пожилой дамы. А о том, что Берта Литхен немка, сельчане вообще не догадывались. Фрау Литхен говорила по-русски без акцента, и продавщицы местных магазинов, почтальон Илло да и парикмахерша Руть считали ее русской. Знала о германском присхождении пожилой дамы лишь оператор банка, Эва Хансен, и то потому, что в одном из двух отделений, где та работала, Берта открыла счет и для этого заполняла необходимые бумаги.