Алисия Хименес Бартлетт - А собаку я возьму себе

– Я… – впервые за все время беседы открыл рот Гарсон.

Она сразу же вся обратилась в слух.

– Да, пожалуйста.

– Извините, а можно я съем одно из этих печений? – Он указал на почти опорожненную тарелку, стоявшую рядом с пустой чашкой.

Она пришла было в замешательство, но тут же радостно рассмеялась:

– Дорогой мой, простите меня! Сию минуту приготовлю вам чай, как это мне в голову не пришло!

Гарсон пустился в запоздалые объяснения:

– Дело в том, что я целый день не ел, потому что был занят служебными делами, и начинаю чувствовать какую-то слабость…

Она готовила чай в примыкавшей к подсобке маленькой кухоньке и сочувственно говорила:

– Представляю, как утомительно день напролет заниматься расследованием. И опасно!

Я повернулась к Гарсону и осуждающе покачала головой, как поступают с допустившим оплошность ребенком. Он в ответ лишь пожал плечами, выступая в роли легкомысленного баловня, которого нельзя не любить. Лохматая собака внимательно смотрела на нас.

Магазин мы покинули в одиннадцатом часу вечера. А до этого пили чай с печеньем, а также узнали, что Анхела – вдова и ее муж был ветеринаром, что ее магазин процветает и что она обожает собак. Поэтому, когда был растоплен лед и к подкрепившемуся Гарсону вернулось хорошее настроение, он принялся рассказывать ей о забавных обычаях, бытующих в его далеком селении под Саламанкой и связанных с пастушьими собаками. Она зачарованно слушала, словно не было на свете темы интереснее, чем эти степные псы.

Я вернулась домой растерянная и усталая. Ужастик кинулся к своей миске с кормом и стал заглатывать его как одержимый. Поистине этот пес был alter ego Гарсона. Я бросила пальто на диван и нажала на клавишу автоответчика:

«Петра, это Хуан Монтуриоль. Я ждал, что ты заедешь за мной, но уже половина девятого. Иду домой. Предполагаю, что, когда тебе назначает свидание полицейский, такое может произойти. Надеюсь, ты, по крайней мере, нашла ужасного серийного убийцу из американских фильмов».

– Черт! – пробормотала я сквозь зубы, а затем прибегла и к более крепким выражениям. Я же совершенно о нем забыла. До какой же степени идиотизма способна довести меня работа? Во что я играю – в сыщика из детективного романа? Куда я так торопилась, желая разоблачить убийцу? Или он перестанет быть убийцей, проведя еще несколько часов на свободе? А теперь я все потеряла: обворожительную улыбку, торс грузчика, ягодицы древнегреческой статуи! И самое ужасное, что Хуан Монтуриоль воспримет мое поведение как упрямство и принципиальную позицию относительно того, «кто берет на себя инициативу». А мне бы ничего подобного как раз не хотелось, во-первых, потому, что я действительно могла подумать об этих вещах, и, во-вторых, потому что это излишне осложнило бы отношения и растянуло бы процесс, заканчивающийся постелью. У меня жутко испортилось настроение.

Ужастик закончил есть и подошел ко мне, повиливая хвостом.

– Пошел вон, образина! – выкрикнула я и махнула рукой, отгоняя его. Он непонимающе уставился на меня черными бусинками глаз. – Ладно уж, иди ко мне, – тут же оттаяла я, видя его замешательство. Я села, и он устроился у меня на коленях, млея от счастья. По-моему, я первая заснула.

Мы обнаружили дона Артуро Кастильо, преподавателя фармакологии Барселонского университета, в факультетском буфете, где он пил кофе с коньяком. На нем был белый халат, большие очки в черепаховой оправе, а из верхнего кармана высовывалось несколько шариковых ручек. Когда мы подошли к нему, он беседовал со своим коллегой и хохотал во все горло. Он среагировал на нас так, будто всю жизнь принимал полицейских и приглашал их завтракать. А именно это он и сделал – угостил нас кофе и попутно рассказал, что в этот бар одновременно стекаются студенты, пациенты клиники и представители самых разных ветвей медицинской науки. Открытый и приветливый человек, он, видимо, спасался от одиночества, сопутствующего его исследованиям, тем, что приходил поболтать в это оживленное место. Мы попросили отвести нас куда-нибудь, где было бы не так шумно, и он предложил нам свой кабинет. Он по-прежнему не проявлял любопытства и не стремился узнать, чего мы от него хотим. Когда я перешла к делу и спросила, знает ли он Игнасио Лусену Пастора, имя не произвело на него никакого впечатления.

– Какой-нибудь студент? Студент, совершивший преступление? Надеюсь, что не убийство, хотя, если вдуматься, любой из моих учеников мог бы стать преступником.

Он весело захохотал. Мы показали ему фотографию Лусены.

– Речь идет об этом человеке. Насколько нам известно, он поставлял вам собак для экспериментов, доктор Кастильо.

– Так ведь это Пинчо! Вы имеете в виду Пинчо? Ну разумеется, я его знаю! Понятия не имел, как его по-настоящему зовут. Но он уже давно к нам не заходит. Такой низенький, с забавной физиономией и очень неразговорчивый. А почему он оказался на больничной койке?

– Он уже не на больничной койке, а в могиле. Его убили. Забили насмерть несколько дней назад.

Кастильо посерьезнел.

– Пинчо убили? Боже, а я и не знал!

– Нам сказали, что он похвалялся дружбой с вами.

Он выглядел удивленным и растерянным.

– Дружбой со мной… Каждый раз, когда он приводил мне собаку, мы с ним немного болтали, пили пиво в баре. Да, полагаю, он гордился знакомством со мной, ведь по всему было видно, что он происходит из очень простой среды.

– Вы использовали собак для экспериментов?

– Вообще-то у факультета есть собственный питомник. Однако время от времени мы могли покупать собак со стороны для практики интернов. Сейчас этого уже никто не делает, но во времена Пинчо такое довольно часто случалось.

– А вы никогда не спрашивали его о происхождении этих собак?

– Честно говоря, нет.

– Они ведь могли быть украдены?

– О чем вы говорите! Это же были беспородные собаки, не представлявшие никакой ценности в денежном выражении. Таких и в муниципальном приюте сотни. Если мы перестали использовать их, то только из-за их плохого состояния: многие были больны, заражены паразитами, да и точно определить их возраст было невозможно. Все это снижало достоверность экспериментов.

– Тогда почему же вы не брали собак из приюта?

– Это обходилось бы гораздо дороже, учитывая оплату вакцинации и оформление официальных документов. Пинчо же держал собак дома, что было удобно. Бедняга нуждался в деньгах, и поскольку давно нас обслуживал… А потом он вдруг перестал приходить безо всяких объяснений.

– Доктор Кастильо, вы не могли бы вспомнить хотя бы некоторые клички собак, купленных факультетом? Может быть, они у вас где-то записаны?

– Если у них и были клички, они меня не интересовали. Проводить опыты на собаках – не очень приятное занятие, понимаете? Пойдемте, я вам кое-что покажу.