Анна и Сергей Литвиновы - Аватар судьбы

Провал зиял от них метрах в трехстах. Пейзаж вокруг Данилова был странно знакомым – можно сказать, родным, после его последнего сна и совместного «полета» с Кильдеевым: лысая поверхность с редкими низкорослыми растениями. Вот только израненный вертолет, уткнувшийся носом в тундру и почти до земли опустивший свои винты, не появлялся ни во сне его, ни в «путешествии». И Вари в походном облачении не было тогда рядом, как и обоих пилотов.

А здесь, в реальности, командир, озверевший от того, что загублена машина и не работает связь, выскочил из геликоптера и бросился к провалу. Алексей не успел остановить его, предупредить. Только вспыхнула робкая мысль: «Авось обойдется?» И сразу сменилась тоскливым: «Нет, не обойдется!» И тогда он бросился следом за вертолетчиком, крича:

– Стойте, стойте!

Тот шагал по направлению к провалу быстро, не оборачиваясь.

– Стойте!

Алексей настиг и схватил его за плечо. Тот, не оборачиваясь, откинул его руку:

– Да пошел! – и продолжал шагать.

– Не надо ходить туда, это может быть опасно! – в отчаянии крикнул Данилов, еще раз догнал пилота и стиснул сзади обеими руками. В досаде и каком-то нечеловеческом упрямстве вертолетчик тряхнул плечами, высвобождаясь от захвата и не останавливаясь ни на секунду. Он был гораздо крупнее молодого человека: здоровый, кряжистый мужчина под два метра ростом. Один на один Алексею было с ним не совладать, а для того чтобы применить экстрасенсорные техники, требовалось войти с ним в контакт, хотя бы в зрительный, и нужно было пространство, настрой и минимум минута времени – а его не было. Оставалось уповать на свое собственное упрямство: может, он физически все-таки остановит вертолетчика? Или вдруг у того проснется благоразумие?

– Да остановитесь же! – гаркнул Данилов еще раз. – Там опасно! – Он опять догнал пилота и цапнул рукой за плечо. При этом с ужасом отметив, что до края провала остается метров двадцать, не больше. В любом случае, не следовало им здесь так свободно расхаживать. Однако в ответ он не только услышал привычное: «Да отвяжись ты!», но и почувствовал удар кулаком в лицо, прямо в нос. Нет, вертолетчик не отмахнулся раздосадованно и не случайно въехал Данилову – это был расчетливый и точный удар (насколько может быть расчетливым и точным спешащий и вроде бы разгневанный человек). А может, тем самым летун вымещал на пассажире свою злобу и досаду за потерянную машину: дескать, все из-за тебя! Да еще под ногами путаешься, мешаешь моему куражу!

Боль была сильной и ошеломительной. Еще сильней, чем от падения вертолета. Данилов остановился. В первый момент перед глазами сгустилась красная пелена, раздался звон в ушах, но потом болевые ощущения почти прошли, и он пощупал нос: вроде кровь не полилась. Теперь он продолжал следить за обидчиком сзади, больше не предпринимая попыток остановить его.

Вот тот достиг края провала. Нет, до самого края оставалось три или четыре шага, и вертолетчик все-таки умерил свою лихую поступь и начал хотя бы шагать осторожно. «Края могут обвалиться, и это самое безобидное из того, что может случиться», – подумал Данилов, а следующей его мыслью стало: «Я как сглазил! Накаркал!» Потому что в этот самый момент что-то черное вынырнуло со дна провала, а потом просвистело – промелькнуло, и пилот дернулся и схватился за лоб. Еще несколько мгновений он простоял так, не отрывая от лица обеих рук, а затем вдруг развернулся и пошел в противоположном направлении – к раненому вертолету. Обратно он двигался если не с той же решительностью, как в прямом направлении, то все равно достаточно целеустремленно.

Поравнявшись с Даниловым, он махнул ему рукой: «Пойдем!»

Лицо Анатолия странно переменилось. На нем уже не было ни следа гнева или досады – чувств, которые переполняли пилота, когда он мчался к провалу. Теперь лицо его выражало лишь непреклонную, несокрушимую волю. И, казалось, вертолетчик напрочь забыл все, что творил минуту назад, включая удар в лицо Алексею.

И еще нечто странное появилось на его челе. Нечто, о чем упоминал в своем рассказе Зубцов. Поэтому Данилов предпочел не останавливать его – пока. И не выяснять с пилотом никаких отношений – опять-таки, покамест.

Они вдвоем вернулись назад к вертолету. Варя стояла у сваленных в кучу вещмешков и сумок. Техник сидел в кабине, в своем кресле, и пытался то ли наладить связь, то ли починить радиомаяк.

– Ефрем, – окликнул его командир, – а ну вылазь!

– Зачем? – спросил второй вертолетчик.

– Я тебе сказал, вылазь! Разговор есть.

– Ну ладно, – пожал плечами помощник. Он выглядел гораздо более покладистым, чем командир, да и вел себя соответственно. Так обычно и бывает среди тех, кто работает (или живет) в паре. Один ведущий, он отдает приказы (порой не совсем правильные или совсем неправильные). Второй покорно их выполняет – и лишь иногда бунтует. Впрочем, Ефрем выглядел и был человеком уступчивым. Чтобы он взбунтовался, его следовало разозлить гораздо сильнее, чем теперь. Поэтому он выпрыгнул из вертолета и направился к начальнику. А тот совершил странный маневр – сначала Данилов не понял его смысла, а потом, когда уразумел, было поздно. Командир обошел всех троих спутников и встал спиной к вертолету, к своему собственному креслу. Варя, Данилов и Ефрем оказались в группе – они стояли, глядя на первого пилота словно бы с вопросом, что он еще выкинет. А тот не заставил себя ждать. Проговорил безапелляционно:

– Отсюда надо уходить. Всем. Срочно. Идем налегке, берем лишь самое необходимое. Туристы, – обратился он к Варе с Даниловым, – вы немедленно перепакуйте свои мешки и выбросьте весь ненужный хлам. Выступаем прямо сейчас.

– С какой это радости? – буркнул техник. Бунтовать против начальника аэроклуба у него кишка была тонка, однако выказать собственное, несогласное мнение пороху хватало. – Зачем идти? Ведь нас будут искать. Починим телефон спутниковый или рацию. Да, в конце концов, у нас в полетном плане значатся координаты высадки. Надо оставаться у вертолета. Сюда за нами прилетят.

– Здесь оставаться больше нельзя, – столь же ультимативно молвил командир. – Пора идти.

– Идти? Куда? – Ефрем выглядел самым ошеломленным из всех троих. Вероятно, он хорошо знал своего пилота и не предполагал за ним подобного поведения. Однако он еще не понимал, что, побывав на краю провала, Анатолий Сабуров изменился. Возможно, необратимо.

– Мы идем назад, в Яранск.

– Ты что?! Больше трехсот километров по тундре? По лесам и болотам?

– Я сказал, здесь оставаться больше нельзя!

– Да почему же? Почему?

– Это опасно. Опасно для всех нас.

– Почему?

– Я не могу вам ничего объяснить. Я просто знаю. Идем.