Беатрикс Гурион - Дом темных загадок

Мне бы хотелось отправиться в часовню прямо сейчас, но я решаю не навлекать на себя подозрений.

Наверное, когда-то это место действительно считалось садом, но теперь редкая листва немногих выживших яблонь и груш, старых, с покрученными стволами, дает совсем мало тени. На кустах смородины и малины, растущих по периметру сада, совсем не видно ягод, листья высохли, а коричневые побеги сплелись в единую стену непролазных зарослей. Пахнет опавшими фруктами и прелой листвой, но воздуха здесь больше, чем в доме, от этого и жару переносить немного легче. И все равно мне здесь не нравится. Я чувствую себя неловко, словно за мной наблюдают тысячи глаз. На самом деле этому совершенно нет причины. Это всего лишь старый сад. Ничего больше.

Доктор Беккер расставил стулья под искалеченным дубом. На нем снова серые брюки, помятая белая рубашка, на голове соломенная шляпа от солнца. В ней он выглядит, как художник-импрессионист на пленэре.

— Наша лекция сегодня — вам придется нести ответственность друг за друга. — Он спокойно смотрит на нас, а я тем временем думаю об обрывках фраз, которые подслушала в комнате Николетты. Неужели Беккер и Себастиан тоже одна команда: Беккер несет ответственность за него и наоборот? Если так, то что их объединяет?

— Вы это поняли, не так ли? — допытывается Беккер.

— Нести ответственность друг за друга, даже если мы совершенно незнакомы? — вмешивается София.

— Вполне понятный вопрос. Но вы решились работать в команде. Поэтому придется действовать именно так. — Беккер кивает мне: — Будь внимательна, во время любого отборочного лагеря всегда обращают внимание на решения. Именно они продвигают вас по жизни. Решения — это ваш мотор, и они основываются не только на ваших первостепенных желаниях, но также на проблемах и страхах. И только когда вы их осознаете, ваша команда сможет работать. Чего вы боитесь?

Мы с Софией внезапно замолкаем, захваченные врасплох.

Беккер смотрит на каждую из нас по очереди. На его лице едва заметная улыбка.

— Хорошо, — тихо произносит он, — начнем с моих страхов. С моего самого главного страха. — Он делает небольшую паузу. — Вам стоит узнать, что во время учебы мне приходилось подрабатывать организатором похорон. Эту работу нужно кому-то делать, но никто особо не хочет, поэтому она хорошо оплачивается. Но с тех пор у меня появился огромный страх: я боюсь, что меня похоронят живьем.

Он это серьезно?

София сочувственно смотрит на него.

— Это ужасно, — произносит она.

Беккер больше не улыбается:

— Да, именно так.

Внезапно мне кажется, что он сказал правду.

— А чего боишься ты, София? Какие у тебя страхи? — спрашивает он.

Девочка вздыхает:

— Я… В общем, это звучит странно… Но я боюсь пуговиц и кнопок. То есть это не просто какой-то дурацкий страх, они омерзительны. Мне кажется, они даже воняют.

Такого я никогда не слышала. Пауки, змеи, узкие комнаты, крысы — куда ни шло, но пуговицы? Практически на любой одежде есть пуговицы или кнопки. Наверное, это ужасно, без них просто невозможно обойтись! На рубашке доктора Беккера множество перламутровых пуговиц.

— Разве такое бывает? — срывается у меня с языка.

Беккер кивает.

— Бывает, и не так уж редко. Боязнь пуговиц, или по-научному кумпунофобия. Впрочем, у людей это отвращение не врожденное. — Он говорит неохотно. — Такая фобия возникает из-за неправильного воспитания, детских травм, из-за какого-то совпадения или несчастного случая. — Он снимает соломенную шляпу и обмахивается ею. — Или, цитируя всеми ненавидимого, но мною обожаемого Фрейда, «у маленького ребенка совершенно нет фобий». Прости, София, я не хотел бросаться специальными словами — это просто должно было тебя утешить. — Он снова надевает шляпу.

— В остальном со мной все в порядке, просто не люблю пуговицы. — София вскакивает, обходит нас по кругу. — Я не сумасшедшая!

— Нет, конечно, нет!

Беккер тоже поднимается и подходит ближе, и София застывает на месте. Зачем он это делает? Она же сказала, чего боится! София указывает на пуговицы на его рубашке, Беккер кивает и отступает:

— Давайте присядем.

Беккер поворачивается ко мне.

— Эмма?

И тут происходит нечто странное. Я говорю правду, при этом мое сердце колотится изо всех сил, а ладони потеют.

— С моей матерью произошел несчастный случай, она погибла. — Я вздыхаю. — Собственно, я боюсь, что это был не несчастный случай, а ее убили. Больше всего боюсь, что убийцам удастся уйти от ответа, а ее труп никогда не найдут.

Вот. Все сказано.

Сердце стучит, словно я только что пробежала стометровку. Но я должна собраться, чтобы отследить реакцию Беккера и Софии. Их, кажется, впечатлили мои слова, они смотрят себе под ноги. Молчание длится очень долго, тишина гробовая, мне кажется, что мухи жужжат оглушительно.

Наконец Беккер кивает.

— Понимаю, — это все, что он произносит, и я вдруг осознаю, зачем люди идут учиться на психолога. Единственная фраза, но я, к своему удивлению, чувствую, что меня утешили.

И сразу обращаю внимание на одну вещь: разве он не должен быть более удивленным? Или как-то еще прокомментировать мою фразу о смерти матери? Спросить о чем-нибудь? Он все еще смотрит на меня, и я внезапно понимаю, что ему об этом давно известно. Наверное, Грюнбайн связывался с ним, выяснял, может ли он отпустить меня в лагерь сразу после гибели мамы. Как я сразу не догадалась?

София ведет себя не так чутко, как Беккер.

— Кому бы понадобилось убивать твою мать? И зачем? — Она выглядит так, словно хочет сказать: «Только посмотрите на эту воображалу, она не остановится ни перед чем».

Я смотрю на небо. Воздух такой душный, почти липкий, а на горизонте все больше серых облаков. Может, натянет грозу и разгонит эту давящую атмосферу?

— Это именно то, что меня больше всего пугает, — отвечаю я на вопрос Софии. — С тех пор как мама погибла, меня мучают кошмары, происходят странные вещи.

— А что на это говорит полиция? — Теперь София старается проявить сочувствие, но мои ответы не нравятся ей, это точно.

— Полиция считает — это обычный несчастный случай, других лиц не обвиняют.

София смотрит на меня. Кажется, она обдумывает еще один скептический вопрос, но в этот момент появляются Себастиан, Том и Филипп. Подростки выглядят уставшими и вспотевшими, Том — больше остальных. Кажется, он в любой момент упадет в обморок.

— Этим двоим нужно передохнуть. Мы рубили дрова.

Неужели Себастиан заставил ребят колоть дрова в такую жару? Солнце в самом зените. Какие еще садистские испытания ждут нас в этом отборочном лагере?

— Мне нужен перерыв!

Я благодарно встаю. Нужно бежать отсюда, и я знаю куда.

Беккер обмахивается соломенной шляпой.