Беатрикс Гурион - Дом темных загадок

И это было хорошо. Она почувствовала, как волнение разом куда-то исчезло, Агнесса расслабилась — их тела уже говорили друг с другом. Теперь все было не важно. Ее план непременно сработает. У нее будет ребенок.

Агнесса улыбалась.

Громкий треск динамика привел меня в чувство и напомнил: Том, Филипп и София сидят, полные ужаса, в подвале и даже не представляют, что здесь происходит.

Я отстраняюсь, крепче сжимаю пистолет и подхожу к пульту с мониторами. Я не знаю, откуда берутся силы после всего, что я узнала, но они есть. Кажется, тело само делает то, что нужно. Словно часть моего мозга думает о маме, а другая пытается выяснить, где же находятся остальные.

Мониторы больше не помогают. Беккер, наверное, выключил в подвале свет. Я бросаю на него последний взгляд, он окаменело таращится в стекла очков, что убеждает меня, что он все еще не может осознать происшедшего.

Потом я бегу по темной лестнице вниз, в подвал, включаю свет и зову ребят, стучу в каждую дверь, которая, как мне кажется, может привести меня в темницу. Потом, наконец, внезапно слышу их, моя рука дрожит, пока я один за одним перебираю ключи.

И вот у меня получается, я открываю дверь. Том, София и Филипп просто смотрят на меня. Никто не говорит ни слова. Они выглядят ужасно. Глаз Филиппа окончательно заплыл, из раны на плече капает кровь, просачивается сквозь импровизированную повязку, которую ему наложила София. София же выглядит так, словно постарела лет на сто, а губа Тома, распухшая и покрытая коркой запекшейся крови, ужасно выделяется на бледном лице. Кажется, что он вот-вот упадет в обморок.

— Мы свободны, — бормочу я, вкладываю в руку Тома пистолет и принимаюсь резать путы.

Ребята просто молча сидят. Никто не говорит ни звука. Потом я берусь открывать их наручники штопором, это тянется невыносимо долго, потому что мои руки сильно дрожат. Все продолжают смотреть на меня остолбенело, как на привидение. После того как все освобождены, София встает, подходит ко мне, кладет руки на плечи и прижимается всем телом, словно никогда больше меня не отпустит.

— Ты жива, — шепчет она. — Ты жива.

Словно открылись все шлюзы, напряжение последних часов внезапно проходит. Теперь я могу лишь плакать, тело содрогается от рыданий. Я хочу что-то сказать, хочу объяснить им, что нашла маму, что она мертва, что Беккер сидит наверху и именно он в ответе за этот кошмар. Но я не могу вымолвить и слова.

София обнимает меня еще крепче, а потом я чувствую, как Том и Филипп тоже кладут руки на нас обеих, и так мы стоим, как живой пульсирующий колосс из рук и ног. Я просто не могу успокоиться, хотя Филипп, Том и София по очереди говорят:

— Ш-ш-ш, все снова хорошо, все будет хорошо, вот увидишь, все наладится. Тише-тише.

Мои ноги дрожат так, что я больше не могу стоять. И тут я все же выдавливаю из себя:

— Давайте поднимемся наверх. Прочь из этой дыры.

Филипп и Том поддерживают меня с обеих сторон. София спешит впереди с оружием.

— Я думаю, нам пистолет уже не понадобится. Это был Беккер. Я приковала его, — запинаясь, произношу я.

Они пристально смотрят на меня, и я отчаянно хочу, чтобы они не задавали вопросов. Только не сейчас. Они оказывают мне такую любезность.

— Мы думали, ты погибла и мы никак не сможем этому помешать! — вместо этого произносит Филипп. Он хватает меня за руку и крепко сжимает.

Мы спешим наружу, в темноту, вдыхаем все еще горячий летний воздух.

София снова кладет на плечо руку.

— Спасибо, — шепчет она. — Я никогда бы не подумала, что у нас все получится.

— Народ, нам нужно найти телефон, — говорил Том и показывает на окровавленную руку Филиппа. — Нам нужно срочно вызвать «скорую» и полицию!

— Хорошо — давайте спросим Беккера.

И хотя я только что обнимала его, у меня такое чувство, что я должна предупредить остальных, чтобы не связывались с ним. Предостеречь от того, что он станет им шептать на ухо. От его лживых обещаний.

Я веду их мимо отвратительной картины с лошадью в комнату с мониторами. Там все трое замирают в изумлении, а меня едва не хватает удар.

— Невероятно! — в шоке бормочет Том, увидев мониторы, которые теперь выключены.

Я чувствую нечто подобное, только по иной причине. Место у батареи опустело.

Беккер сбежал.

— Этого не может быть! — Я подбегаю к наручникам, одна половинка все еще прицеплена к батарее, другая раскрыта.

— У него точно не было никаких инструментов в карманах, я его хорошо обыскала.

Что же здесь произошло? Может, я штопором повредила замок? Или у него все же был сообщник — большой неизвестный человек? Внезапно я вспоминаю о Николетте. Где она была все это время?

Меня пробирает мороз.

Потом на полу я замечаю оторванную дужку от очков, поднимаю и вставляю в замок. Выглядит правдоподобно. Но меня не убеждает. Как я могла позабыть о Николетте? Мне кажется маловероятным, что Беккеру удалось бы одному забросить Себастиана в кабинку подъемника. Итак, где же она?

Я сообщаю остальным о своих подозрениях.

— Нам нужно как можно скорее выбираться отсюда, — говорит Том. — Подвесная дорога. Мы с Филиппом знаем, где это. Мы там рубили дрова.

Я отгоняю прочь воспоминания об окровавленной голове Себастиана в кабинке.

— Я не знаю, есть ли у нас столько времени. — София указывает на руку Филиппа, из которой снова сочится кровь.

Мы удрученно переглядываемся. Она права.

— Но здесь нет телефона. Я все обыскала. — И в тот же миг я вспоминаю, что спрятала мобильник Софии под одним из чанов в подвале, где Беккер меня запер.

— Нам нужно в подвал.

И рассказываю ребятам о телефоне.

Мы бежим вместе, стараемся не отставать, держим наготове пистолет, Беккер может подстерегать везде. Нас четверо, но я видела его безумные глаза и понимаю, на что он способен.

Приходится еще раз спуститься в проклятый подвал, о котором мне будут сниться кошмары всю оставшуюся жизнь, это я уж точно знаю. Нужную комнату мы находим удивительно быстро, но проходит целая вечность, пока я подбираю ключ к двери.

Когда мы распахиваем ее, оттуда буквально пахнет страхом. И от меня он, наверное, исходил, пока я была здесь. Я глубоко вздыхаю и замечаю, что чан, в который я спрятала телефон, — на полу. София и Том подходят к нему и одним махом переворачивают.

Под ним не только телефон, но и Николетта. Она скрючилась, как ребенок, с ног до головы измазана кровью. Я склоняюсь к ней и только тогда замечаю в сумерках, что она не ранена. И я догадываюсь, чья кровь на ее одежде.

Когда я дотрагиваюсь до ее плеча, она вздрагивает, потом распахивает глаза и смотрит словно сквозь нас.

Мы пытаемся говорить с ней, но она ничего не отвечает.

— У нее шок. — София склоняется над ней ниже, чтобы заглянуть в глаза.