Александр Аде - Возвращайся!

Завьялов не спрашивает меня, как продвигается расследование, и я ему за это благодарен.

Интересуюсь, нет ли у него знакомых с инициалами К и М? Он обещает покопаться в записной книжке и позвонить.

Ладно, пускай копается. Подождем-с.

Само собой, я мог бы поговорить об этих буковках с самим Сержем, но что-то подсказывает: не надо. Еще вспугну кого-нибудь своим безудержным любопытством.

Лежу – глазами вверх – и силюсь мыслить рационально. Но не слишком получается. Вспоминаю рисунки Зинки. Особенно «портрет» Снежаны в виде белочки.

– Почему именно белочка? – спросил я у Зинки.

– Вот уж кто-кто, а она была белочкой в чистом виде, – ответила Зинка. – И внешность, и повадки: «Белка песенки поет да орешки все грызет». Наши парни на нее здорово клевали. Мужикам нравятся тупоголовые зверушки. На таком фоне последний придурок выглядит Гегелем. В ней вообще было мало человеческого, юркая хитренькая самочка. Глазки все время строила.

– Между прочим, одного портрета в твоей галерее недостает, – сказал я под конец разговора.

– А-а, понимаю. Речь обо мне, – сразу догадалась она.

– В виде какого зверя ты бы себя изобразила?

Задумалась.

– Сложный вопрос… Наверное, в виде старой умной крысы.

– Ну ты же еще совсем молоденькая.

– Но насчет крысы не возражаете! – И она захохотала, показывая желтые длинные прокуренные зубы…

«Кстати, что интересно, – расслабленно думаю я, – ни Миха, ни Снежана не похожи на своего папашу Прокудникова. Хотя бы уже тем, что он сухотелый, а они пухлые. Как будто сама жизнь не пожелала, чтобы отпрыски Николаши смахивали на него…»

Один Бог ведает, в какую непролазную чащобу забрались бы мои мысли, но их прерывает голос мобилы. Чертыхнувшись, подношу телефончик к уху – и слышу ровный голос Завьялова:

– Ты спрашивал насчет человека с инициалами КМ. Есть такой… Скажи откровенно, он имеет какое-то отношение к смерти Кати? – тут спокойствие ему изменяет, голос срывается.

– Вряд ли. Просто интересуюсь разной ерундой. На всякий случай. Так кто же такой этот КМ?

– Константин Москалев.

Вот уж эту фамилию я услыхать никак не ожидал! Сердце разом падает вниз – и тут же выпрыгивает обратно, как поплавок.

– Москалев? – переспрашиваю. – Президент «Силы судьбы»?

– Он самый. Два раза сидел – при Брежневе и при Ельцине. Первый раз за махинации с недвижимостью. Второй – за похищение и убийство, но как-то быстро вышел на волю.

– Крутой пацан.

– Не то слово. Я бы не хотел быть его врагом.

– Вот оно как… А вы не враги?

– У нас вполне корректные отношения.

– Это сейчас. Прежде не было никаких столкновений?

– Два года назад. Но мы тогда проблему перетерли и договорились.

– К обоюдному удовольствию?

– Не совсем. Скажем так: я немного выиграл, а он чуточку проиграл.

– Сколько – чуточку?

– Без малого лимон.

– Рублей?

– Баксов.

– Недурственно. Как же он позволил тебе так выиграть?

– Нашелся… некий очень авторитетный человек, который нас рассудил. Его слово – закон.

– Надеюсь, ты не имеешь в виду арбитражный суд?

– Никоим образом, – в голосе Завьялова явственно различима усмешка.

– И Москалев сразу подчинился?

– Пришлось. Зубы стиснул и… Тут не поспоришь. Только вякни против – раздавят и не заметят.

– А Москалев – злопамятный?

– Более чем.

– В его стиле: терпеть два года, чтобы все забылось и быльем поросло, а затем нанести удар?

– Именно… Значит, ты считаешь, что это он?..

– Скажи, миллион зеленых – значимая сумма для Москалева?

– Не думаю.

– Но он был унижен? Его самолюбие сильно пострадало?

– Пожалуй, верно… Так это все-таки он?

– Спроси что-нибудь полегче…

Лежу на диване, все еще держа в руке мобилу, в которой бьются гудки отбоя, а сам пытаюсь осмыслить услышанное – без особого успеха. Почему-то думаю о том, что уже во второй раз оказывается на моем пути президент АО «Сила Судьбы».

Неужто совпадение?

А если нет?

А если нет, получается полная белиберда. Допустим, он каким-то боком причастен к убийствам Кати Завьяловой и Снежаны. Не исключено. Но тогда возникают вопросы.

Первый. Почему труп Красноперова забросили на стройку пресловутой Пирамиды Хеопса, которую субсидирует Москалев? И вообще – что общего между смертями жены бизнесмена, самодеятельной артистки и чиновника из городской администрации?

Второй – пониже рангом, но не менее каверзный: что может связывать Москалева и Сержа?

Оба вопроса мы с Завьяловым обсудили. Но ответить на них не смогли. Об истории с трупом Бориса Красноперова Завьялов, естественно, знал, как и большинство городских обывателей, но понятия не имел, кто и зачем пришил злополучного бюрократа. А про театрик «Гамлет и другие» вообще слыхом не слыхал…

На улице – из тучки, которая мне не видна, – сыплется внезапный дождь, бравурно постукивает по карнизам, великодушно поит траву и деревья, а они пьют жадно, взахлеб. И мне кажется, что сейчас засигналит машина, я выйду на балкон и увижу актрисулю, а она погрозит пальцем: не тем занимаешься, сыч.

Нет, милая, какие бы сомнения меня ни мучили, я должен идти вперед – туда, где зыбко, словно в густом молочном тумане маячит фигура Москалева. Здесь, пожалуй, сходятся два дела, которые мне поручено вести.

27 июля. Среда.

«И на границе тростника и ночи так странно, что зовусь я Федерико», – сказал известный поэт… Не помню, какой. А другой добавил: «Что в имени тебе моем?» А может, наоборот – этот сказал, а тот добавил?

Не суть важно. Вот я, немолодой мужик, наполовину седой. Не странно ли, что меня именуют Корольком? В двадцать лет это было еще нормально. В тридцать – уже не слишком. Теперь мне сорок один.

Неужто сдохну никчемным человечком по прозвищу Королек, который непонятно чем занимался и ничего путного не достиг? Будет мне, например, семьдесят. Старый хрен Королек. Звучит тоскливо.

День пасмурный, тяжелый. Сине-серо-черные тучи, клубясь, обложили небо и висят низехонько над землей. В такую погоду тянет бередить старые раны, чтобы почувствовать себя несчастным и никому не нужным. К тому же назойливо ноет голова, и временами в мозг точно втыкают длинные тонкие иглы, мучительные сверкающие жала. Гипертоническая погодка.

Беру себя за шиворот и вытаскиваю на улицу, где ветер метет пыль, как ополоумевший дворник. У встречных прохожих злые, подавленные, больные лица – или мне просто кажется, потому что хочется видеть на физиономиях других людей отражение моего страдания?

Ощущаю мощный толчок в плечо. Обернувшись, вижу жирную спину и тумбообразные ножищи удаляющейся прямоугольной бабы, напоминающей булыжник.

Не знаю, как в других отечественных городах – в нашем народ носится как оглашенный. Особенно сопляки и соплячки, у которых энергии до черта. Бесцеремонно толкаются, а извиниться – ага, дождешься от них извинений! Каждый корчит из себя если не Бога, то первого Его заместителя.