Валерий Фатеев - Город в законе: Магадан, триллер

Небо для нас стихия враждебная — человек вышел из воды и освоил землю, но крыльев у него никогда не было. И здесь я полностью завишу от мотора, от керосина, от того, не выпил ли сегодня на службе диспетчер и не сидит ли за штурвалом маньяк.

А состояние нынешней российской авиации таково, что у самолетов крылья на лету стали отваливаться, а горючего часто еле хватает до порта назначения.

Надежда только одна — на Бога и, прочитав про себя молитву, сцепив зубы, ты считаешь часы до долгожданного — "наш самолет начал снижение". Как только в иллюминаторе я вижу близко землю, все мои страхи улетучиваются, хотя тут-то именно — на посадке и взлете — и происходит большая часть катастроф.

Но мне на эти расчеты наплевать. Главное, что земля родная — вот она, под носом. И чтобы там ни суждено, произойдет все быстро и не предстоит кувыркаться с высоты поднебесной, позоря свои последние минуты паническим страшным криком.

Последнего я боялся больше всего.

Однажды зимой вместе с Сашей Светченко, нынешним начальником областного Центра занятости, мы летели в столицу. Он — в отпуск, я в командировку. Нас долго не выпускали из Магадана — только что в сторону материка прошел сильный циклон и на летном поле гудела снегоочистительная техника.

После набора высота мы расставили шахматы — у Саши первый разряд, он прекрасный знаток дебютов, но мне не терпелось доказать, что теория в этой игре не самое главное.

Мы разыграли ферзевый гамбит. У меня были черные и вопреки все канонам я решил сохранить лишнюю пешку. Завязалась интереснейшая интрига.

И тут самолет резко тряхнуло и через секунду камнем, не побоюсь этого слова, он пошел вниз.

Не успевшие застегнуться пассажиры вываливались из кресел, сверху посыпались сумки, пакеты, кто-то истошно завопил.

Потом точно с такой скоростью и легкостью самолет подкинуло вверх, да так, что я почувствовал себя в невесомости.

— Самолет проходит район со сложными метеусловия- ми, просьба всем пристегнуться, детей взять на руки, — раздался встревоженный голос стюардессы.

А мы летали то вверх, то вниз, как на гигантских качелях. Ощущение полной неуправляемости судна, как будто это не многотонный Ил-62, а перышко, попавшее в ураган, овладело мной.

Я почувствовал обреченность.

А самолет бросало так, что фюзеляж — я это слышал явственно — начал трещать. Какую перегрузку он мог выдержать, я не знал, но каждый пируэт мог стать последним.

Я закрыл глаза и вцепившись в подлокотники молил только об одном, чтобы скорее все кончилось. Я чувствовал, что вот-вот закричу, наверное, только присутствие Саши сдерживало меня.

Через двадцать минут, показавшиеся мне вечностью, болтанка прекратилась. По трансляции раздался голос командира:

— Самолет неожиданно попал в хвост циклона. От имени экипажа приношу извинения за причиненные неудобства. — На остальной части маршрута погода хорошая.

Мы подобрали рассыпанные шахматы, но играть я уже не мог. Саша вытащил из дипломата бутылку водки и мы молча выпили. Молча потому, что каждый знал за что, но говорить об этом не хотел.

В этот раз полет проходил без приключений. Грозы уже отошли, а пора осенних циклонов еще не наступила. Строго по расписанию мы вышли на дальний привод и вот уже щелкнули, открываясь, шасси и нос самолета нацелился на посадочную полосу.

Я включил транзистор и ведущий Магаданских новостей Бухаркин — привет, старина! — сообщил:

— Нами получено приятное известие. Президент подписал Закон о свободной экономической зоне города Магадана. Теперь перед магаданцами открываются широчайшие перспективы.

Но это был один источник. Два остальных — народный и забугорный сообщали совсем о другом. Бюджет оголен, трансферты разворованы, цены на золото стремительно падают и возможно Магадан ожидает судьба брошенных городов.

Представить себе я этого не мог.

Неужели труд, усилия многих тысяч и миллионов людей, невиданные жертвы и лишения, положенные на алтарь Севера судьбы, в том числе и моих друзей, и моя — все впустую!

Это невозможно.

Должен же быть какой-то выход. Люди со здравым смыслом. Не все же сошли с ума и продались!

Проклятие… по привычке подумал я и сплюнул. Какое там проклятие, все от нас самих — нашего равнодушия, лени… ожидания, что придет добрый дядя и все за нас решит. А мы тем временем в теплые края. А еще считаешь эту землю своей родиной…

Но ведь я еще не сбежал.

И кто знает…

Легкий толчок и за иллюминаторами побежали ангары, самолеты, здание аэропорта и люди возле него.

Меня не встречали, но я шел сквозь толпу и видел знакомые лица, улыбался и мне улыбались в ответ, жал руки, меня похлопывали по плечу и говорили: привет, с прилетом!

Да, я прилетел. Я был дома.

И как это говорил Борщев…

— Все еще только начинается.

Маленькая человеческая фигурка наконец-то вскарабкалась на вершину, секунду помаячила на молочной плоскости неба и с криком ринулась вниз…

— Есть упоение…

Крик и полет оборвались вместе. Только снежный фонтан ударил и, вынырнув из него, стремительно покатилась вниз красная лыжа…

— Цел? — Я помог Володьке выбраться из сугроба.

Он что-то буркнул, отряхиваясь, и заковылял за лыжей. Потом опять полез вверх.

— Есть упоение…

— Может, хватит?

— Нет, ты понимаешь, в чем тут дело! Главное, допеть фразу, и будешь уже внизу. Пока поешь — удержаться на ногах? Всего две секунды — "Есть упоение в бою и мрачной бездны на краю".

— Лучше ори "мужик что бык"! Короче и точней.

— Нет, это не то, как-то не вдохновляет.

Шут с тобой. Я расчистил площадку, собрал сушняк. Благо в русле и на островах Детрина его пропасть.

— Есть упоение в бою…

— Трах-бах, — машинально отметил я.

В большой закопченный чайник натолкал снега, пристроил его на рогатину, чиркнул спичкой. Слабенький задыхающийся огонек нерешительно подрожал, лизнул бересту, сухие ветки — пых-пых-пых — прямо на глазах стал расти, раздуваться, с победным гулом- замахал дымным хвостом.

— И мрачной бездны…

— Трах-бах!

Тут до меня дошло, что песня стала куда длиннее. Я с любопытством приподнялся.

— Есть упоение в бою и мрачной бездны на кр-р-ры… ах. Чуть-чуть не устоял. Самую кручу пролетел, а на сочленение горы с берегом не среагировал.

И все-таки он допел. Лихо развернулся на вираже и подкатил к костру. Весь в снегу, с царапиной на щеке, но счастливый — как международное первенство выиграл.

— Хочешь попробовать?

— Слуха нет, — отшутился я, всей спиной вдруг почувствовав громадину склона.

…Забулькал на костре чайник. Мы долго смотрели на огонь и пили черный обжигающий чай. До тех пор пока наверху, на сопках, не зашумели лиственницы.