Валерий Фатеев - Город в законе: Магадан, триллер

— Ну что, хочешь таким стать. Овощем.

Он кивнул головой в сторону окна. Там на корточках между стеной и мусорным ведром сидел пожилой алкаш с бессмысленным выражением лица и, глядя в пустоту и подвывая, анонировал.

Меня стошнило.

Врач кого-то позвал, подскочил дюжий санитар и подзатычинами погнал больного в палату

Меня положили в палате для легких и, как я понял, для блатных. Стояло всего три койки, телевизор и было довольно чисто. Не успел и глазом моргнуть, как поставили капельницу и я вскоре забылся в долгом исцеляющем сне.

Через сутки с дурной от депрессантов головой, но уже без алкогольного тумана, я вернулся домой. Проходя мимо женщин, собравшихся у четвертого подъезда, услышал:

— А ведь жаловалась Валя, что бьет он ее. И вот добил- таки, скотина.

— Эх, водка-водка, что она с русскими мужиками сделала.

Мне показалось, что их взгляды прожигают мне спину.

Валя… Да это же ее голос звал о помощи!

Выходит, это не галлюцинация.

Но как же я мог услышать их голоса через три подъезда?

— Все! — Сказал я себе. — Завязал!

От принятого решения полегчало и я стал собираться в дорогу.

Однако, проверив свой бумажник, присвистнул. Денег было в обрез. Выходило, что я за неделю прокутил почти все отпускные — десять тысяч рублей.

И тут я вспомнил об акциях Устиныча. Почти через номер "Магаданка" давала объявления о покупке банками и какой-то компанией акций "Школьного", но я не торопился их продавать, справедливо полагая, что ценность их будет расти и далее. Теперь обстоятельства складывались так, что дальше я тянуть не мог.

Пришлось ехать на квартиру Устиныча.

Я не был здесь почти месяц. Все покрылось пылью, надо бы прибраться, но теперь уже после возвращения.

Я забрал акции — их оказалось ровно сто штук. Если газета не врет, пять тысяч баксов у меня на кармане, с этими деньгами можно и в Таиланд. Ну, в Таиланд не в Таиланд, а в Германию и Чехию я своих свожу точно.

На кухонном столе лежали бумаги и я машинально взглянул на них.

Сверху находился список. Фамилии…

Жандармов — младший.

Жандармов — старший.

Ольга.

Гиндасов.

Чеснокова.

И напротив каждой — галочка красным фломастером и дата.

Под списком машинописный вариант заметки в "Магаданке" с подписью Чесноковой. Черновик, что ли… Но это же моя подпись, моя рука… я что — пытался ее подделать?

Что-то колыхнулось в моей памяти, а когда в корзине для мусора я обнаружил обрезки фотографий, на каждой из которых позировала Ольга, все стало на свои места.

И рыбацкий прочный фал с монтажным поясом нашелся. Он лежал тут же, под столом, брошенный второпях.

Выходит… сделал это все я. Я смог это сделать!

Странно, никакой радости мне это открытие не принесло.

Была пустота. Туман серый. Но в тумане этом проглядывалось нечто зловещее и постыдное, и создателем его был я.

Я попытался рассуждать. Конечно, с позиций оправдательных.

Крысан — убийца и насильник. По нем давно тюрьма плакала. И вряд ли о нем кто пожалел даже. Так что приговор суров, но справедлив.

— А кто ты такой? — Тут же спросил я у себя, — Судья и палач в одном лице? Кто тебе дал это право. А если все будут считать себя судьями и палачами, что тогда? Мало из-за этого невинно загубленных и уничтоженных?

Не человек дает жизнь другому, не ему и отнимать.

А Ольга? Какое здесь оправдание? Ах, использовал ее оружие, — клевету, ложь. И чем же ты тогда лучше ее! А если не лучше, то опять-таки какое право имел судить. Академик при чем? Ведь, наверное, по своему он был счастлив с ней… Кто тебе разрешил со свиным рылом в калашный ряд.

Гиндасов ладно, ему хуже не стало. Скорее, наоборот. Он теперь упивается положением мученика, а Вера Чеснокова? Изуродовал и лицо, и жизнь — ведь это твоими руками Гиндасов плеснул в нее кислоту. Так что теперь живи и грызи себя.

И даже Жандармов-отец. Тебе подсунули компромат, ты и рад стараться, столько рвения проявил, всех своих друзей столичных и связи задействовал. А ты проверял эти факты? Или ставим вопрос иначе — нужна ли аффинажка области? Нет вопроса — нужна. Сам знаешь, как обманывали, давили, задерживали расчет с нашими горняками мате- риковские аффинажные заводы. Ну и что же, что из бюджета — ты сам директор, мало тебе приходилось, чтобы заштопать дыру, за оплату телефонов, к примеру, заимствовать из фонда зарплаты. Ты ведь как рассуждал — не будет связи, не будет работы, не будет работы и денег на зарплату не будет. Главное, чтобы машина крутилась. И уж тут-то понять руководителя можно. Не себе же в карман эти деньги он положил.

Муторно было у меня на душе. Когда и как я перешагнул эту невидимую грань, отделяющую меня от нормальных людей. И даже дело не в том, что грехи свои совершал я в болезненном состоянии — значит, я был готов их совершить. Ведь даже под гипнозом обычный человек не может, не способен, к примеру, ударить ножом другого.

Я оказался способен.

И ребят тех, будь у меня вместо газового настоящий ствол, как пить дать, завалил бы.

Ставим вопрос так… Борясь со злом, уменьшил ли его я?

Ответ отрицательный.

Кому-то лучше стало от моих действий? Не говорю о тех, кого ты не уважаешь, но даже твоим близким — им счастья прибавилось?

Ответ отрицательный.

А тебе… тебе самому лучше стало?

Вопросов было много и разные, ответ один. Все впустую.

Сон разума рождает чудовищ. Я слишком долго спал. И пробуждение мое было мучительным, но неизбежным. Не химера, почудившаяся мне в книжке, — сами мы своими руками уродуем и коверкаем жизнь.

А все остальное от лукавого.

Раздираемый сомнениями, метался я по квартире.

— Успокойся, — сказал я себе. — Надо это перетерпеть. Самоедство ни к чему хорошему никого не приводило.

Кстати, трофейный пистолет надо перепрятать — он лежал здесь в мусорном ведре, на самом низу. Отвезу его на дачу и там подыщу тайник.

Я вытащил пакет из ведра и развернул его.

Внешне пистолет напоминал "Макарова", но был несколько меньше и легче. Я выщелкнул обойму и выключил предохранитель. И одновременно взвелся курок. Пистолет был самозарядным. И патроны были у него не в пример легче и меньше — на 5,45 миллиметра.

Прокурлыкал дверной звонок.

Я торопливо вернул обойму на место и бросил пистолет в сумку.

Сумку ногой задвинул под стол.

Интересно, кто бы это мог быть. Что эта квартира принадлежит мне, знали только в ЖЭУ.

Я открыл дверь — на пороге стоял Борщев.

— Саша… — Я растерялся. — Как ты меня вычислил?

— Работа такая. Мне входить или как?

— Давай-давай, только, извини, не прибрано. Я здесь почти не бываю, квартира мне недавно досталась, еще не решил, что с ней делать.

— Продай, чего. А хочешь подари…

Его глаза обежали комнату.