Колышев - Смоленское кладбище открывает тайны

— Вырос на Васильевском и этот район знаю очень хорошо.

Через пятнадцать минут, взяв с собой фотоаппарат, они были у ворот Смоленского кладбища.

— Смотрите, Алексей Николаевич!

Прямо над их головой табличка с надписью «Камская, 26». Вошли на территорию кладбища, направо Смоленская церковь, налево часовня Ксении Блаженной.

— Вот видите, Андрей Николаевич, пока все сходится.

Подошли к часовне, и слева от нее увидели могилу, над которой черный мраморный крест и на нем надпись «Ворона Михаил Петрович, Ворона Мария Яковлевна, I860—1914 год»— Супруги скончались в один год. А вот и розочка, которой уже нет,— Сорокин показал на разрытый край могилы.— Кто-то вырыл розетку чуть раньше нас,— рядом с могилой валялась поломанная коробка от немецкого противогаза. И на влажной земле огромные следы от валенок с галошами.

— Снимай, Костя, это интересно.

Сорокин щелкнул «лейкой». К ним подошел участковый младший лейтенант. Поздоровался.

— А вы кстати,— Ромашов улыбнулся.— Случайно не знаете, кто у вас на участке в такой обувке ходит? — Капитан указал на след, оставленный у могилы.

— В галошах и валенках? Конечно знаю. Это буфетчик Зяма из «Голубого Дуная», так буфет называется.

— Где этот буфет?

— Да тут недалеко, на Среднем проспекте.

— Спасибо! Нам надо побыстрей встретиться с Зямой.

За стойкой в буфете стоял совсем другой человек, длинный, как жердь, с бегающими глазами.

— А где Зиновий Абрамович? — поинтересовался Ромашов.

— Он у нас уже не работает. Уволился вчера Зиновий Абрамович. Я на его месте.

— Как уволился?

— Да так уволился. Взял расчет и поехал, как он сказал, с малолетним сыном в Бердичев, там у него родственники.

— Дайте его адрес.

— А он живет этажом выше,— буфетчик ткнул пальцем в потолок, — в шестой квартире.

Позвонили в шестую квартиру. Старушка соседка подтвердила, что вчера Зиновий Абрамович с сыном, вечером, собрали чемодан и уехали на Витебский вокзал.

...На этом закончилась история матросской спины. И с тех пор ни о Зяме-галоше, ни о его сыне на Васильевском ни слуху, ни духу. А дело о смерти гражданина Бломберга легло в глухой архив.

А Смоленское кладбище хранит еще свою тайну.

Вернемся к далекому 1945 году, конец августа. Неожиданно для этого времени на Финском заливе разыгралась буря. И недавно открытый яхт-клуб понес ощутимые потери, несколько яхт потрепало обезумевшее море. Буря началась внезапно днем, так что Лисий нос ожидал новых утопленников. Их сбором занимались определенные люди. Это были штатные работники спасательной станции, два матроса-спасателя — Коля и Толя и ночной сторож дядя Ефрем.

Коля и Толя — здоровые парни, спортивной выправки, а дядя Ефрем пожилой невысокий, демобилизованный год назад по ранению, солдат. Жители поселка называли эту троицу «зондер-команда». А работала эта команда так. По утрам делали обход прибрежной территории. Если на утопленнике было что-нибудь интересное — часики там золотые, колечко или денежки, все переходило в собственность «зондер-команды», только после этого вызывался сотрудник милиции, для составления акта, а потом труп увозили в морг, в общем как говорится, таким макаром концы прятались в воду. Вот и сейчас вышла «зондер-команда» на ловлю золотой рыбки.

Дядя Ефрем первым увидел на отмели полупогруженное в воду тело. Он подтянул голенища резиновых сапог вверх и зашагал к трупу. Через некоторое время пробасил:

— Орелики, а утопленник-то жив!

На мокром песке, раскинув руки, лежал мужчина в тельняшке и брюках клеш, правая рука сжимала обломок широкой доски, которая, очевидно, и спасла ему жизнь. Спина конвульсивно вздымалась и опускалась.

— Ефрем Григорьевич, взгляни, чем он набит.

Ефрем Григорьевич профессионально общупал карманы, пробасил с тоской:

— Он пуст, как барабан.

Тогда пусть рыб кормит, решили парни. Вдруг утопленник поднял голову и слабым голосом прокричал.

— Вперед, за Родину! За Сталина!

Этот крик отрезвил горячие головы «зондер-команды»,

— Нет, ребята,—сказал Ефрем Григорьевич,— защитника Родины надо уважать. Пусть живет!

— Ну, бери все на себя,— сказал Толя.

— Вызывай милицию или скорую, пусть везут в больницу или в госпиталь, не было печали да черти накачали.

Дядя Ефрем пошел звонить по телефону.

XI—XII век — век крестовых грабительских походов. Людовик IX (Святой), под таким именем он вошел в историю, был королем неудачником, хотя и много сделал для своей Франции. Провел большую судебную реформу, ввел Верховный суд, суд сенаторов, а вот с походами ему не везло. В 1148 году возглавил крестовый поход, который закончился полным крахом, а сам он попал в плен. Султану очень хотелось расправиться с христианским королем, но так как в те времена существовал своеобразный хозрасчет, ему пришлось воздержаться от применения казни с целью получения выкупа. Цена была объявлена большая, и рыцари не спешили спасти своего короля. Султану надоело ждать, и он передал через толмача, что если через два тня не получит золота, то король будет казней. Султан был крут и слов на ветер не бросал. До казни осталось несколько часов, когда появилось посольство, возглавляемое вестфальским дворянином Альбрехтом Корфом с требуемой суммой.

Король Людовик IX снял с пальца перстень с крупным рубином и подарил Корфу, а позднее в благодарность за оказанную услугу, разрешил дворянину Корфу иметь свой герб, три лилии на красном щите.

Королю не везло до конца жизни: во время очередного похода он умер от чумы. Перстень — подарок короля — стал драгоценной семейной реликвией рода дворян Корфов. На рубиновой поверхности перстня по заказу Альбрехта Корфа придворный ювелир выгравировал три лилии, фамильный герб рода. Перстень дожил до наших дней, о его судьбе мы узнаем позже.

Просыпался он обычно в 6 утра. Окна выходили на балкон, зимой и летом они были открыты. В недавно полученной квартире было еще две комнаты, там проживали его жена и сын-студент. Жена была недовольна, что муж спит отдельно. Но Андрей Васильевич был непреклонен: для работы и здоровья муж должен спать отдельно,— говорил ей.

Из окна ему был виден весь район Гавани Васильевского острова и дальше просторы Финского залива, а в ясные дни даже собор Иоанна Кронштадтского. Вдыхая полной грудью свежий морской воздух, он выполнил комплекс вольных упражнений по системе йогов, принял холодный душ, слегка позавтракал и, не разбудив жену и сына, вышел на улицу. Пройдя мимо армянской церкви, на Камскую улицу, где в доме № 9, на территории бывшей Свято Воскресенской церкви, возле склада РЖУ, был собран металлический гараж для его машины. Место для гаража он пробил через друга детства, ответственного работника. Камская улица — место оживленное, но по ночам близость кладбища делала этот район безлюдным и мрачным. Гаражу был нужен сторож. Его он нашел быстро, еще при строительстве гаража он возле склада РЖУ встречал пожилого мужчину, чуть выше среднего роста, сухощавого, с лицом как печеное яблоко, с черными цыганскими глазами, кисть левой руки отсутствовала, вместо нее он носил кожаный футляр-перчатку.