Крейг Райс - Убийство по-домашнему

Резким движением она оторвалась от меня и потянулась за сигаретой. Убедившись, что пачка пуста, тихо чертыхнулась, встала, подошла к небрежно брошенному на кресло платью и вынула из кармана маленький платиновый портсигар. Закурила одновременно две сигареты и одну вложила мне в рот.

— Совсем как в кино, — сказала она и с наслаждением затянулась сигаретой. — Знаешь что? У меня есть мысль! Прекрасная мысль! В связи с твоей памятью.

— Черт бы её побрал, мою память! — разозлился я.

— Нет, Горди, тебе нельзя так говорить. Послушай меня. Стихи твоего отца… Уже с незапамятных времен, с той поры как ты начал пить, отец после каждой твоей пьяной выходки велел тебе разучивать на память и декламировать одно из своих стихотворений, осуждающих пьянство. Я помогу тебе снова разучить одно из них. Ассоциации… что-то в этом духе. Я уверена, что это будет очень-очень эффективно для лечения твоей амнезии.

— Я не хочу учить никакие стихи против пьянства! — уперся я.

— Любимый! Не будь таким упрямым! Не усложняй все! — Она встала, подошла к письменному столу и разыскала в одном из ящиков довольно толстый серый томик с золотым тиснением на титульной странице. Как бы нехотя, достала из шкафа великолепный белый пеньюар, который набросила на себя, а потом села в зеленое кресло.

— Причем все это издано за свой счет! Куча денег! — Она принялась перелистывать книгу. — О, вот мое любимое стихотворение «Ода Авроре». Оно просто замечательное! Ну прямо-таки Суинберн. Горди, милый, ты учил это стихотворение по крайней мере пятьдесят раз! Оно должно было врезаться в твою память…

Она со смехом посмотрела на меня.

— Вот видишь, я намного мудрее Нэйта.

Мне все это наскучило. Я хотел только одного — чтобы она как можно скорее вернулась в кровать.

— Ну? Ты готов? — спросила она. — Я прочту тебе первую строфу, потом ты повторишь ее и выучишь остальные и в конце концов все стихотворение.

— Ладно, — сдался я, — давай этого твоего ну прямо-таки Суинберна.

Напустив на себя евангелическое вдохновение, Селена дрожащим голосом начала читать. Через минуту она подняла на меня глаза поверх книги.

— Ну? Разве это не прекрасно, любимый? Отец, естественно, не имеет здесь в виду римскую Аврору. Потому что она была ужасная стерва, которая спала в горах с пастухами и совершала самые отвратительные гадости. Все, что я тебе прочитала, относится к Лиге Чистоты «Аврора» в городе Сэйнт-Пол, штата Миннесота.

Глаза Селены стали серьезными и темными.

— Ты действительно не помнишь это стихотворение? Совсем не помнишь?

— Нет, — ответил я. — К счастью…

— Ах, Горди. — На ее лице появилась гримаса. — Ты в самом деле ужасный! Впрочем, это неважно. В любом случае выучи это стихотворение. Может, оно пригодится.

Она еще раз прочитала две первые строчки. Я повторил вслед за ней. Они легко запоминались, однако не пробуждали во мне никаких ассоциаций.

— Каким чудом мы могли декламировать эти стихи и при этом не лопаться от смеха? — удивился я.

— От смеха? — Селена посмотрела на меня почти с испугом. — Дорогой Горди, ты не задавал бы такие глупые вопросы, если бы помнил отца… Это был человек просто… поразительный! Ты боялся его больше, чем мы все, за исключением, может быть, одной Марни. Именно поэтому ты так пил, потому что только в пьяном виде отваживался противоречить ему. Не хочешь попытаться выучить теперь вторую строфу?

— Нет! Категорически и решительно нет! — ответил я.

Она соблазнительно склонилась надо мной.

— Ну, Горди, дорогой… Прошу тебя… Ну еще только одну. Хорошо?

— Ну ладно, — ответил я.

— Уверяю тебя, Горди, это действительно мое любимое стихотворение].

Она снова начала читать.

Я выучил и эту строфу. Потом Селена велела мне повторить обе, одну за другой. Однако это никак не помогло мне освежить память. Селена разочарованно прекратила дальнейшие попытки и через секунду уже лежала в своей кровати.

— Спокойной ночи, любимый, — сказала она, наклоняясь, чтобы погасить лампу, стоящую между кроватями. В свете луны ее рука нежно прикоснулась к моей щеке. Я поцеловал тонкие белые пальцы.

— Спокойной ночи, Селена.

— Наверное это не продлится долго, Горди?

— Что не продлится долго?

— Этот гипс!

— Надеюсь, что нет, Селена.

Когда я так лежал, сонный, но уже, собственно, отдохнувший, очарование Селены начало постепенно меркнуть и одновременно вернулось прежнее беспокойство. Я совершенно не помнил стихов отца. И, если быть честным, Селену тоже не помнил. Я не помнил ничего. У меня стояли перед глазами покрытые красными прожилками розовые десны Нетти. Эта девушка с обесцвеченными волосами и явной склонностью к алкоголю, намекающая с хихиканьем об «определенных событиях», казалась мне единственным нормальным существом в этом доме. В день смерти отца уволили всю прислугу. Внезапно именно это обстоятельство показалось мне источником всего зла…

— Селена! — позвал я.

— Да? Слушаю, любимый, — сонным голосом спросила она.

— Почему сразу после смерти отца вы уволили всю прислугу?

— Что? — В ее голосе чувствовалась теперь пробудившаяся бдительность.

— Я спросил, почему сразу после смерти отца вы уволили всю прислугу?

— Что это за глупые вопросы, Горди!?

У меня создалось впечатление, что Селена уклоняется от ответа на вопрос.

— Прошу тебя, Селена. Мне обязательно нужно это знать. Именно это одна из тех вещей, которые, как колючка, засели в моем сознании, — солгал я. — Возможно, если ты ответишь мне на этот вопрос, я легче вспомню и другие вещи.

Она тихо рассмеялась, а рука, которую она протянула ко мне, легла на мою подушку. Я не притронулся к ней, у меня почему-то не было желания это делать.

— Но, любимый, ведь это так просто. Раньше отец сам нанимал прислугу. Ты не представляешь себе, что это были за типы! Они только шныряли по углам и воровали сигареты. Отец платил им за то, чтобы они шпионили за нами. Нашу «эмансипацию» мы начали именно с того, что уволили всю прислугу. Этим занялась мать. И сделала это замечательно! Она просто вымела их из дома, как мусор.

Объяснение было простым и абсолютно убедительным. Оно прекрасно укладывалось в рамки здравого смысла. Я взял её за руку и крепко пожал её.

— Спасибо, Селена.

— Тебе это помогло?

— Боюсь, что нет.

— Это фатально! — Селена убрала руку. — Но теперь уже действительно спокойной ночи, любимый…

Теперь, когда Селена объяснила мне, что в увольнении всей прислуги не было ничего странного, остатки моих подозрений развеялись в воздухе. Впервые за весь вечер мне было хорошо без всяких оговорок. Загипсованные сломанные нога и рука совершенно не болели. Голова тоже перестала меня беспокоить. Я начал погружаться в сон с приятным чувством расслабленности. Моей последней сознательной мыслью было: «Я Горди Френд. А Селена моя жена».