Джеймс Чейз - Том 12. Ты будешь одинок в своей могиле. Дело о задушенной «звездочке». Это не мое дело

Новая гримаса на лице.

— Это ее любовник. Она все время ходила к нему.

— Ее шантажировали, это вы знаете?

— Я в это не верю.

— Ваш отец верит.

— Он хочет найти ей оправдание… А она транжирит деньги на любовников.

— Что ж, хорошо. Я снова навещу мистера Беркли.

— Вы его уже видели? — Она морщит брови.

— Я делаю свою работу, мисс. Ваш отец в курсе отношений своей жены и Беркли?

Она отрицательно качает головой.

— Ваш отец рассказывал, что в ее платяном шкафу он нашел полную сумку чужих вещей, взятых из разных мест.

— Конечно! Она и у меня брала вещи. Она — воровка!

Ее худые кулачки сжимаются.

— Я ее не люблю, — говорит она бесцветным голосом.

— Можно было подбросить эту сумку в ее отсутствие. Такие вещи случаются.

— Вы идиот, если верите в подобную версию. Она воровка! Она рылась даже в вещах Франклина, в его комнате. Все наши люди знают, что она воровка.

— А у Милса она что-нибудь украла?

Натали поджимает губы, ее глаза сверкают.

— Вполне возможно…

— Но он вам сказал об этом, надеюсь?

— Он должен был сказать об этом Франклину.

— Миле как шофер в услужении миссис Серф, не так ли?

Ее щеки покрывает румянец.

— Да.

— Но… она очень привлекательна. Что же касается Милса, то у него вид парня, не слишком нуждающегося в деньгах. Вот я и подумал, не были ли они вместе в тот или иной момент…

— Вместе?.. Почему? — Ее голос дрожит.

— Я думаю, в вашем возрасте вы достаточно понимаете в жизни, мисс.

Она достает из-под подушки носовой платок и начинает его теребить и кусать. Краска с ее губ остается на тонком батисте.

— Вы очень грубый человек.

— Вы не первая говорите мне об этом, так что я привык. — В этот момент мне показалось, что двойные занавески на окне, находящемся поблизости от кровати, зашевелились. Я стараюсь не смотреть в ту сторону, но внимательно прислушиваюсь.

— Когда вы найдете ее, выдадите полиции?

— А вам хочется, чтобы я это сделал?

— Это не ответ. Выдадите или нет?

— Если я буду уверен, что она убила Дану Дэвис, тогда, разумеется, да. Но я должен сперва убедиться в этом.

— Вы еще сомневаетесь?.. — Она кажется очень удивленной.

— Я не вижу мотива для убийства. Зачем ей убивать? Какова, по-вашему, причина? Скажите, и я, может быть, поверю…

— Мой отец распорядился выплачивать ей большую ренту, которую она сможет получить, когда проживет с ним два года. Это довольно значительная сумма. — Она поднимает голову, чтобы лучше видеть меня. — Разве это не мотив?

— Вы думаете, что ваш отец мог начать бракоразводный процесс, узнав о ее отношениях с Беркли, и потому она убила Дану, когда та узнала о ее связях?

— Мне кажется, это не вызывает сомнений.

— Но у Беркли есть деньги!

— Недостаточно. Вы ее знаете так же хорошо, как и я. Она не хотела во всем зависеть от Беркли, во всяком случае, если этого можно было избежать.

— Вы сами знаете, что все это не выдерживает критики.

Теперь я не сомневаюсь, что кто-то скрывается за занавеской: я слышу чужое дыхание, чувствую легкую дрожь, пробегающую по спине.

— Будь миссис Серф так заинтересована в этих деньгах, она вернулась бы домой. Отправившись же к Бенвистеру, она только усугубила свою участь.

— Она не пошла бы к Бенвистеру, если бы не было чего-то более опасного для нее.

— Для человека, который не может ходить, у вас исключительная осведомленность, мисс.

— Да, — она спокойно смотрит на меня. — Поскольку я не могу ходить, то вынуждена принимать меры предосторожности… Надеюсь, вы извлечете пользу из тех сведений, что я вам сообщила. А теперь я хочу спать.

Она принимает прежнюю позу, потом снова приподнимается.

— Вы должны быть мне благодарны, ведь я сказала вам, кто убил вашего друга. А остальное уже за вами! — Она протягивает руку в направлении двери. — Франклин вас проводит.

— Если вы еще что-то узнаете о миссис Серф, сообщите мне. Вы же немало потрудились в этом направлении, — говорю я на прощание.

— Я больше не хочу разговаривать, — повторяет она и натягивает одеяло на голову.

Теперь я знаю, как обращаться с ней, и не собираюсь терять время. К тому же я устал. День был длинным, а ночь еще длиннее. Я быстро направляюсь к двери и, открывая ее, бросаю взгляд на двойные занавески. Они не шевелятся, но из-под них выглядывают кончики сапог, которые так любит носить мой друг Миле.

Я не задаю себе вопроса, знает ли Натали, что он там…

Погрузившись в свои мысли, я вздрагиваю от автомобильной сирены. Мне показалось, что взорвалась петарда. Я злюсь. Если я буду так пугаться проезжающего автомобиля, то мне лучше поскорее бросить свое дело и заняться преподаванием танцев благородным девицам. И чем больше я думаю над этой возможностью, тем больше она меня привлекает.

Я еду вдоль пляжа к своей хижине. На небе не видно звезд, и только луна светит, как огромная лампа. Песчаная дорога, нагретая за день солнцем, еще сохранила достаточно тепла, но легкий бриз, дующий с моря, освежает воздух, делая мои размышления более продуктивными. После того как я покинул Санта-Розу, моим серым клеточкам пришлось немало потрудиться. И кое-что я понял.

Я мечтаю скорее попасть домой и, расположившись в кресле со стаканом «хейболла» в руке, разложить свою добычу по полочкам. Я больше не чувствую себя усталым и собираюсь, прежде чем лечь спать, продумать все обстоятельства гибели Даны. Я нажимаю на газ, и машина стремительно несется по дороге.

Вот и мой дом. Веранда открыта.

Когда мы вместе с мисс Болус уезжали отсюда, я погасил свет и закрыл дверь.

И вот дверь снова открыта, и горит свет.

Я размышляю, что если это будет продолжаться в таком же духе, мне придется бросить мою хибару и снять угол, чтобы спокойно выспаться. Но, может, это Керман вернулся из Лос-Анджелеса? Или Пауле срочно понадобилось поговорить со мной? Или Бенни вернулся из Фриско с новостями?

Легкий серый дымок выплывает из раскрытой двери. Дымок, пахнущий порохом. Я вспоминаю, как подскочил от сигнала на дороге, и снова чувствую себя плохо.

Двигаясь, как старик, который доживает последние дни, я подхожу к двери. Запах пороха гораздо сильнее внутри помещения. На ковре возле окна лежит пистолет-автомат сорок пятого калибра. Это прежде всего бросается мне в глаза. Потом мой взгляд переходит на кровать в глубине комнаты, и волосы начинают шевелиться у меня на голове.

На кровати лежит женщина в белой блузке и красных брюках… Анита Серф!..

У нее дыра во лбу, и кровь стекает на мою желтую подушку. Да, на такую подушку уже никто не решится положить голову…

Я медленно пересекаю комнату и подхожу к кровати. Женщина, безусловно, мертва. Сорок пятый калибр — это серьезная вещь. Это грубое, тяжелое и требующее твердой руки оружие… В глазах мертвой застыл ужас. Лицо залито кровью. Я не могу оторвать взгляд от мертвого тела.