Мишель Бюсси - Самолет без нее

Впрочем, ее сопротивление было с самого начала обречено. Постепенно она затихла, отодвинулась в угол скамьи и прижалась лицом к оконному стеклу.

Марк перевел дух. Мальвина сидела растрепанная, но на ее губах играла торжествующая улыбка. Пока они боролись, у Марка из кармана выпал голубой конверт, скользнувший под сиденье. Он этого не заметил. Мальвина быстро сообразила, что ей не следует затягивать ссору. Пусть только он уберется, а там… Конечно, в конверте может оказать счет за телефон или еще какая-нибудь ерунда. А может, и что-нибудь другое…

Марк открыл ее сумку крокодиловой кожи.

«Ладно, подождем, — сказала себе Мальвина. — Все равно этот сукин сын не осмелится…»

— Не смей, Витраль!

В голосе Мальвины звенела бессильная ярость.

— Что, тепло? Что же это такое мы там прячем, а?

Марк вслепую рылся рукой в сумке. Ключи, телефон, губная помада, кошелек — тоже под крокодила, — серебряная ручка, записная книжка…

У Мальвины затряслись руки. Как она ни старалась скрыть дрожь, у нее ничего не получалось.

«Да нет, не тепло, — понял Марк. — Горячо! Записная книжка! Вот что заставило Мальвину занервничать». Марк присмотрелся внимательнее. Это была не обычная записная книжка, просто толстая тетрадка размером примерно семь на десять сантиметров. «Неужели дневник? То-то ты задергалась, красавица…»

— Только попробуй открыть, Витраль! Предупреждаю: ты — труп!

— Ладно, не буду. Если ответишь на вопрос. Что тебе известно об открытии Гран-Дюка?

— Ты — труп! Клянусь, я…

— Не хочешь, как хочешь.

Марк одной рукой открыл книжку и небрежно пролистал. Все ее развороты выглядели похожими друг на друга: на левой странице — рисунок или фотография, на правой — короткая, в три строчки, надпись, сделанная мелким ученическим почерком. Стихотворение?

Вне всякого сомнения, он был первым, кто не то что читал, а просто видел эти опусы. Он не терял бдительности, продолжая держать Мальвину на мушке пистолета. Он не сомневался: стоит ему чуть ослабить внимание, и девица вцепится ему в глотку. На одной странице он остановился. Слева помещался коллаж: фотография распятия, на которой обнаженное тело Христа венчала приклеенная голова какого-то мужчины с горящим взором, — очевидно, звезды мыльной оперы, — Марк плохо в них разбирался. Он вслух зачитал текст с правой страницы:

— Хо-хо-хо! — присвистнул Марк. — Вот так скромница! Так вот о чем мы мечтаем в церкви на мессе!

— Тупица! — гавкнула Мальвина. — Что ты понимаешь? Это хайку. Японские стихи. Недоумок!

— А как насчет твоей бабушки? Она тоже тупица? Что, если я пошлю ей этот шедевр эсэмэской?

Мальвина нахмурила брови, став похожей на ребенка, застигнутого за неподобающим занятием.

— Ну так как? — настойчиво повторил Марк. — Рассказываешь мне все, что знаешь, или? Что тебе известно про Гран-Дюка?

— Пошел в задницу.

Марк вырвал из книжки листок, скомкал в шарик и вышвырнул в приоткрытое окно поезда.

— Ты права. Я тебе честно скажу: мне не понравилось. Неудачный стишок. Давай попробуем с другим. О, придумал! Мы с тобой сыграем в одну очень интересную игру. Я задаю тебе вопрос. Если ты не отвечаешь, я читаю следующую страничку. Если стишок плохой, я его отправляю в полет. Если хороший — отсылаю эсэмэской бабуле Карвиль.

Марк провел пальцами по срезу книжки и нарочито громко рассмеялся. Слишком громко. Ему было противно, хотя и не хотелось самому себе в этом признаваться. Читать без спросу чужой дневник — не самое благородное занятие. Мальвина забилась в уголок сиденья, похожая на встрепанного воробышка. Марку казалось, что, вырывая из книжки очередной листок, он выдергивает у беззащитной птички перо из крыла.

Он листал книжку. Его внимание привлекла аккуратно вырезанная фотография самолета, вклеенная в другую, изображавшую камин.

— Вот это ничего, — похвалил Марк.

У него в горле вспухал отвратительный ком, мешавший дышать. Он постарался взять себя в руки.

— Кроме последней строчки, — продолжил Марк. — «Моя плоть». Надо было хоть знак вопроса поставить, что ли. Нет, Мальвина, это халтура. В окно!

Еще один бумажный шарик улетел в пространство. Мальвину трясло.

— Ну что, не надумала говорить? — не отставал Марк. — Зачем ты ходила к Гран-Дюку?

— Отвали!

— Как скажешь…

Снова шелест страниц. Марк остановился на фотографии детской спальни, по всей видимости, вырезанной из каталога мебельного магазина. На правой стороне красовался снимок Банджо — огромного желто-коричневого плюшевого мишки. Середину левой фотографии занимала кровать, к которой была приклеена — ну разумеется! — фотография Лили в возрасте восьми или девяти лет. Она сидела, по-турецки скрестив ноги. Фотографию, надо полагать, украл Гран-Дюк…

Марк начал читать, силясь не выдать дрожь в голосе:

— Витраль, ты подонок, — простонала Мальвина. — А я еще показывала тебе комнату Лизы-Розы!

— Я жду ответа.

Мальвина вытянула перед ним средний палец.

В окно полетел бумажный шарик.

Теперь Марк гораздо внимательнее рассматривал страницы странного дневника. Если уж пускаться на подлость, так хоть не понапрасну. Он дошел почти до последнего разворота. Справа — фотография, изображавшая его и Лили. Он без труда определил дату съемки: 10 июля 1998 года. Меньше трех месяцев назад. Лили в тот день получила результаты школьных экзаменов. Аттестат с отличием! Они стояли обнявшись на пляже в Дьеппе.

Марк улыбнулся. Так-так, значит Кредюль Гран-Дюк — если только это не был Назым — изображал папарацци! Ловко, ничего не скажешь. Ну что ж, в конце концов, оба детектива находились на жалованье у Карвилей, о чем Гран-Дюк честно писал у себя в дневнике. Но Марка удивило не это, а то, как Мальвина «поработала» над снимком. На фигуру Лили, которую обнимал Марк, она приклеила свою собственную фотографию. Эффект получился неожиданный: маленькая головка, наводившая на мысли о тсантсе, [13] Тсантса — особым образом высушенная и уменьшенная до размеров теннисного мяча человеческая голова, ценившаяся индейцами южноамериканских Анд в качестве боевого трофея. на теле богини.

Марк без всякого выражения прочитал:

Мальвина закрыла глаза. Мышка, попавшая в мышеловку. Не спрятаться, не скрыться. Марк боролся с желанием вернуть ей книжку, встать и уйти, оставив ее наедине со своими страданиями. Ему стало окончательно ясно, что Мальвина — не более чем жертва той давней катастрофы на горе Мон-Террибль. Катастрофы, которая сломала ей жизнь. Свела ее с ума.