Ирина Гуро - Невидимый всадник

Двигаться дальше по дороге, пустынной, сухой и белой, как в Галилее, решительно не хотелось. Есть же там, в садах, какой-то сторож! Тем более что Кузьма стал заведующим уземотделом и, уж конечно, с Ольшанки глаз не спускает… Я села у забора и прижалась спиной к его шершавым доскам: они были теплые, как не совсем остывшая печка…

Проснулась я от знакомого окрика: «Цоб-цобе!»

Пара волов тащила узкий, как люлька, воз, из глубины которого невидимый лодырь — ясно, что лежал на дне люльки, — сонным голосом повторял свое «Цоб-цобе!». Волы тоже двигались как во сне. Я вскочила на передок, на меня пахнуло запахом сена… «Цоб-цобе!» — закричала я страшным голосом. Волы, вероятно, от удивления дернули и пошли, бойко виляя крупом, как нэпмановские девицы на Екатерининской. Возница не отреагировал.

Когда я подходила к дому, папа как раз закрывал за собой калитку. Только что отгудел первый гудок. В руке он нес узелок: таскать обед — ага! — было некому.

Папа обрадовался:

— Га, Лелька? Та бежи ж прытче: мать дожидается.

— Да? Чего ж она дожидается? — по-дурацки спросила я.

— Валерка ж казав, що ты выстремглав притопаешь.

— А где он? — Я что-то заподозрила.

Папа бросил уже на ходу:

— Уихав. Мабудь, з шестичасовым.

Он еще что-то говорил, но второй гудок заглушил его.

Да мне уже было решительно все равно. Что-то важное произошло со мной этой ночью. Такое, что я запомнила ее. И еще: у меня было точное предчувствие, что когда-нибудь я по-новому переживу эту ночь.

— Дело об убийстве в гостинице «Шато» было классическим делом уже отходящей эпохи: белогвардейцы, убийство сообщника, агенты «оттуда». Но в нем были и элементы нового: враг стремился осесть, всосаться в нашу систему, использовать все обходные пути нэпа. Особенность этого периода и заключалась в том, что нэп иссякал, что экономический поединок решался не в его пользу. Мы призваны не только вести следствие по уголовным делам, но искать в них характерные для времени конфликты…

Шумилов говорил тихим голосом, медленно, давая возможность записывать. Практиканты смотрели ему в рот, слюнявили карандаши и переворачивали листки блокнотов.

В докладных записках в губком и Верховный Суд Шумилов доказывал на делах последних месяцев, что частный капитал уже не может «честно» соревноваться с государственным, что он вынужден искать лазейки и находить их на путях преступных: добывать себе место под солнцем мошенничеством, взятками, подкупом советских хозяйственников с целью затормозить развитие того или другого производства в государственной промышленности.

Долгие часы мы посвятили изучению загадочных дел, в которых можно было усмотреть следы шайки «доктора Ляховицкого», таинственного сообщества, приносившего огромный вред народному хозяйству: Ляховицкий был главой фальшивомонетчиков. Выпуская в большом количестве советские червонцы, так хорошо сделанные, что они свободно обращались на рынке, банда Ляховицкого, естественно, покушалась на полновесность советского рубля.

Это было дело разветвленное и запутанное.

Впервые о банде стало известно из показаний одного из подручных Ляховицкого, арестованного по другому делу. Желая облегчить свою участь, человек открыл неизвестную до той поры страницу истории преступного мира.

Ляховицкий, по прозвищу Доктор, гравер по профессии, имел еще в дореволюционные времена «специальность»: чеканка фальшивых денег. За это он в конце концов угодил в Сибирь. В годы революции Ляховицкий ухитрился вместе с политическими заключенными вернуться на родину. На юге России он подобрал сообщников, разыскал уцелевших старых друзей, нашел новых — граверов, художников, типографов. Дело поставил на широкую ногу. Червонцы размножались машинным способом, строго по образцу.

Человек не мог назвать сообщников Доктора, потому что не знал никого по фамилиям. Он мог лишь описать наружность людей, дать их словесный портрет.

Эти показания впервые и очень поверхностно коснулись тайны производства фальшивых денег.

Из архивов мы почерпнули сведения о профессиональном фальшивомонетчике, скрывавшемся под разными именами. Одним из них было: «доктор Ляховицкий». Была и его фотография: представительный, тогда еще не старый брюнет в пенсне. Были, конечно, и оттиски его пальцев. Но все это не давало ключа к решению задачи: «мастерская доктора» беспрерывно меняла место «работы». То это был разрушенный с виду дом на окраине, в который тайно пробирались подручные Доктора. То подвал, снятый под сапожную мастерскую, где действительно день-деньской трудились, тачая сапоги, дюжие парни. То открывалась паштетная в самой людной части города, бойко шла торговля пирожками и пончиками, а хозяин, престарелый нэпман, слыл в финансовых органах добросовестным налогоплательщиком.

Но стоило кому-то поймать испытующий взгляд, заметить подозрительную фигуру, так или иначе ощутить нежелательное внимание к себе, и в одно прекрасное утро оказывался заколоченным подвал, где не покладая рук трудились сапожники, и на двери популярной паштетной обнаруживалась записка: «Закрыто ввиду отсутствия продуктов».

И кто его знает, где еще и под каким прикрытием возникнет предприятие неуловимого Доктора!

То в одном месте, то в другом попадались фальшивые червонцы. Путь их проследить не удавалось.

Случай в большом промтоварном магазине на площади Карла Либкнехта дал некоторый толчок делу. Была суббота, двадцатое число — день получки. Вереница покупателей казалась нескончаемой. В окошечко кассы протянулась женская рука в желтой кожаной перчатке с деньгами. Кассирша привычно посмотрела бумажку на свет, и ей что-то показалось подозрительным: как-то не так выглядели водяные знаки.

— Простите, — сказала она покупательнице, — не наберу сдачи. Может быть, вы подождете?

— Подожду, — сказала спокойно покупательница, хорошо одетая молодая девушка с нотной папкой в руках.

Она действительно осталась ждать неподалеку от кассы.

Кассирша, увидев в очереди у кассы своего знакомого, шепнула ему, чтобы он сходил за милицией.

Девушку с фальшивой ассигнацией задержали и доставили в уголовный розыск. Мотя сразу же вызвал меня…

Жанна Перегуд, так звали девушку, показала, что получила деньги сегодня от Софьи Яковлевны Погоржельской, матери ученика, которому она, Жанна, дает уроки музыки. Ничто не давало основания заподозрить девушку во лжи.

Я возвратила ей фальшивую бумажку, записав номер купюры, и попросила вернуть деньги Погоржельской на том основании, что кассирша в магазине признала их фальшивыми. Мы предупредили Жанну, чтобы она никому не говорила о ее задержании и допросе.