Елена Юрская - Злые куклы

— Что же. — Он взял себя в руки, голос стал на место, зазвучал мелодичной кузнечной сталью. — Что же. Тогда в другой раз.

— Извините, — еще раз сказала Жанна.

Другой раз состоялся много позже. Много-много позже. Жанна и думать забыла об инциденте с китайской сексуальной грамматикой и зубами в стакане. Жанна вообще много о чем забыла думать. Появился бравый Руслан — залог счастья. Потом неожиданный разлад, развод и новая свадьба. Она не сомневалась, чьих рук это дело, и даже не грешила на Наталью. Глебов — Прокурор, Палач и Верховный судья. Он просто изъял Руслана из обращения и поместил в более надежный доходный дом. Значит, это снова была не любовь. В другой раз… В тот другой раз Жанна смирилась быстро, потому что часть ее души скончалась. Не умерла, а именно скончалась. Тихо и неприметно, как хороший старик. Больше нечего было ждать и нечего было хотеть. Но Глебов снова явился на третий день после свадьбы.

— Ты постарела, Жанна, — с порога заявил он.

— А вы давно не шили себе новых костюмов, — согласилась она.

— Почему? Этот как раз новый. Первый раз надел…

— Значит, вы тоже постарели вместе со своим портным, вкусом и фасоном. Чай или что покрепче? — Она жестом пригласила его на кухню.

— Плебейская привычка, купеческая, — усмехнулся Глебов, крестьянский сын.

— Виктор Федорович, все, что вы могли сделать для меня, вы уже сделали, — спокойно сказала Жанна.

— Нет. — Он схватил ее за руку и резко притянул к себе. Сухие, ломкие, потрескавшиеся, как осенний лист, губы коснулись ее щеки и, быстро прочертив дорожку, припали ко рту.

Жанна замерла и сделала над собой усилие, чтобы не оттолкнуть его так, чтобы головой об стену, и не укусить так, чтобы кусок мяса выплюнуть в ведро.

— Не нравится? — спросил Глебов как ни в чем не бывало. — Впрочем, и ты — не женщина моей мечты.

— Тогда я не совсем понимаю, что вы здесь делаете? — спросила Жанна, непроизвольным жестом вытирая губы.

— Предлагаю тебе руку. — Он помолчал и добавил: — Руку и сердце. Так будет правильнее.

— А что-то посущественнее? — улыбнулась Жанна.

— Деньги — тоже, деньги, дом, положение в обществе, работу или не работу, как захочешь. И Лялечку.

— У вас навязчивая идея. Лялечка выросла. Для нее не так уж важна семья.

— Ты сама понимаешь, что Лялечка всегда будет ребенком. Она — инвалид. И ей нужна не только престарелая бабка…

— Но и старая мать?

— Ты меня не так поняла, — тихо сказал Глебов. — Нет, правда: я не так выразился. Нужно добавить что-то еще?

— Не мешало бы, — нехорошо усмехнулась Жанна. — Слушайте, а мы не в Конька-Горбунка играем? Нет? А то я что-то растерялась.

— Какое извращение ты имеешь в виду? — строго спросил Глебов и стал сначала розовым, а затем пунцовым.

— Я? Я Ершова имею в виду. «Бух в котел, и там сварился».

— Значит, я снова не вовремя. Ну-ну. — Глебов так и не зашел на кухню. Нечего ему там было делать. Все ясно и понятно. В тот, другой, раз Жанне даже стало его жаль. Но себя, униженную и брошенную, жаль было больше. И перспектива быть подобранной этим странным и страшным человеком ее не утешала.

— Все равно я с Ларисой всегда… — утешила его Жанна.

— А как же я? — тихо спросил Глебов.

Надо же… Только тогда Жанна поняла, что он не Ленин. И не Сталин. И даже не Феликс Эдмундович. И что вид плачущего большевика — не только символ похорон вождя революции. Да, только тогда она поняла, что Глебов тоже болеет, спит, смеется… Неужели смеется? Наверное, как все другие люди. Ведь не машина… Но Руслан, как Кощей Бессмертный, вынул из нее сердце, спрятал в яйцо, яйцо в утку, утку в сундук… Бедная Лялечка. Она всегда путала последовательность упрятывания Кощеевой смерти. Девочка все спрашивала: «Зачем он ее все время перепрятывает? И кто ее сейчас ищет?»

— В другой раз, — сказал на прощанье Глебов. — Точнее, в третий…

— Не надо, — взмолилась Жанна. — Не надо, пожалуйста.

— А вдруг ты сама захочешь и попросишь?

В тот момент он был даже красивым. Румянец от Ершова еще не превратился в обычную бледность, волосы на голове слегка растрепались, а ноздри и губы чувственно подрагивали. Он был похож на человека после драки, из которой вышел победителем. «Наверное, он — красивый», — подумала тогда Жанна и удивилась. Столь естественным всегда было его присутствие, столь обыденным, что мысли о нем как о мужчине вообще не посещали ее. Сначала — отец Ляли, потом — дед Ляли-маленькой. И никогда или почти никогда — сам по себе. Интересно, за все это время у него кто-то был? Ведь должен же быть кто-то… Марья Павловна? Вобла сушеная? По-тихому, по-родственному? Не может быть… Но кто-то все же был.

— Вот и я думаю, что этот день настанет. Дурень думкой богатеет, — ухмыльнулся Глебов.

Она не стала ничего отвечать. Было и не смешно, как в прошлый раз, и не грустно, как пять минут назад. Просто глупо. И неинтересно. У него своя жизнь, у нее — своя. А брачные замыслы — всего лишь игра. Старая игра из деревни Холодки. Но ведь Жанна не могла убить Лялечку? Тогда почему ей достается больше, чем другим. Почему?..

И все же Глебов слова не сдержал. Третий раз был. Был-был. И пусть сказано было всем им, всем четверым, Жанна понимала, что всерьез — ей одной… Ей одной предстояло решать… И должно, и нужно…

Она постояла у телефонной будки. Недолго, совсем недолго. И память восстановилась, просто вернулась туда, где ей и место. А там что, за будкой? А за будкой по склону вниз лежала шоссейная трасса. И ходили автобусы, которые Жанна презирала за «чувство локтя». И такси, на которые не всегда хватало денег. И не нужен был никакой Глебов. Она выберется сама. И какая разница, если станет голосовать не в ту сторону. Ничего… Только рука сама потянулась к трубке, и палец самостоятельно нашел нужную цифру.

— Виктор Федорович, — тихо сказала Жанна.

— Ты жива? Где Ляля? Где Ляля? Ты?

— Конечно, жива. Если вы меня не убивали. И не давали такого поручения Славику, то почему мне быть мертвой? — сказала Жанна.

— Не слышу, повтори, повтори, пожалуйста.

— Я звоню из автомата, — предупредила Жанна. — Издалека…

— Повтори, — снова потребовал Глебов.

Жанна набрала в грудь побольше воздуха, на всякий случай оглядела пустынные улицы и рявкнула:

— Я жива!!! Я жива!!! Вы меня не убили!!! Отпустите Славика с работы!!! Он вам не нужен!!! Из него плохой киллер… А из меня — хороший. И еще — я согласна!!! Я сама хочу и прошу!!! Только пусть все это кончится!!! Вам слышно? — переводя дыхание, чуть тише спросила она.

— Ты чего орешь? — Тяжелая, жесткая рука опустилась на плечо. — Ты чего орешь, как дура деревенская! Жить надоело?

Жанна втянула голову в плечи и теснее прижала большую, пахнущую чужой слюной трубку к уху.