Михаил Герчик - Погоня за миражом

Виктору стало так больно, как не болело, когда пуля афганского моджахеда, ударив под сердце, свалила с брони на каменистую дорогу. Тогда было совсем иначе — его вырубило, и он очнулся лишь в госпитале, а там умели глушить боль промедолом. Сейчас же он был беззащитен перед болью. Выключил телевизор, подошел, обнял.

— Успокойся, родная, успокойся, милая. Сейчас я сожгу эти подлые пленки в камине, и от них останется только горстка пепла. Думаю, что горстка пепла останется и от твоей любви к Пашкевичу. Он не достоин ее.

Лариса вырвалась, оттолкнула его. В ее глазах билась искра безумия, лицо перекосила ярость, в уголках губ запеклась пена. Виктор не успел даже глазом моргнуть, как она, словно ураган, пронеслась по кабинету. На пол с грохотом рухнули телевизор и видеомагнитофон, картины, книги, фотографии, безделушки, стулья… Наконец он схватил ее, чтобы остановить этот разгром, и она забилась в его руках.

— Сволочь! — задыхаясь, кричала она. — Грязный подлый подонок! Как он до такого додумался?! Нет, этого я ему никогда не прощу! Умирать буду, не прощу. Все! Пусти меня, Витя, я в порядке. С этим покончено. Навсегда. Эта квартира принадлежит мне. Выпишется из больницы — и пусть убирается к своей шлюхе и своему будущему щенку, я тут же разведусь с ним. Захочешь, мы с тобой уедем куда — нибудь, пока не улягутся пересуды, нет — уеду сама. Тебе решать.

— Ты же знаешь — я уже давно все решил. Я всегда буду с тобой — хоть на краю света.

Старинные напольные часы в углу кабинета — единственный трофей, который вывез из Германии Ларисин отец, гулко и торжественно пробили две четверти. Половина двенадцатого ночи. Виктор посмотрел на свой швейцарский хронометр — часы отставали на две минуты.

Едва погас последний звук, как в прихожей завыл Барс. Сначала тихо, растерянно, словно пробуя голос, затем громче, протяжнее, тоскливей, переходя с низких тонов на все более высокие. Так в декабре воют волки, справляя свадьбы; так выли по своим убитым хозяевам лохматые афганские псы.

— Успокой его, — крикнула Лариса. — Успокой его, я с ума сойду от этого воя!

Виктор вышел в прихожую. Барс рвал входную дверь своими мощными лапами, бился о нее всем телом, словно хотел открыть. Виктор погладил его по голове и почувствовал, что пес дрожит мелкой дрожью от возбуждения.

— Что с тобой, дурашка? — ласково сказал он, почесывая Барса за ушами. — Сон плохой приснился? Успокойся, за дверью нет чужих, все хорошо.

Барс поднял голову, потерся о его руку и снова завыл, запрокинув верх морду.

— Я выведу его минут на десять на двор, — Виктор надел куртку и взял поводок, — иначе он весь дом поднимет. Бес его знает, что на него нашло.

Едва на ошейнике защелкнулся поводок, собака успокоилась. Они сбежали по лестнице, и Виктор открыл дверь. В лицо дохнуло холодом. Он хотел застегнуть куртку и отпустил поводок. И тут Барс черной молнией слетел с крыльца и исчез в темноте.

Минут сорок Виктор бегал по окружающим улицам и звал собаку — Барс словно сквозь землю провалился. Наконец, устав и замерзнув, он пошел домой. Захочет жрать, вернется. Не маленький. Попросив консьержку впустить пса, если тот залает под дверью, поднялся в квартиру. Лариса стояла в прихожей, прижав к груди руки.

— Мне только что позвонила Рахиль Самуиловна, — тусклым бесцветным голосом сказала она. — Андрей умер.

Получив от Виктора увесистую пачку денег, Женя решила напоследок оттянуться по полной программе. Впереди ее ждала хоть и богатая, но постная и нудная жизнь со старым слабосильным козлом, полная всевозможных идиотских запретов: не пить, не курить, не ширяться, не шляться по вечеринкам… Вынашивать его ублюдка, чтобы, не дай Бог, не причинить ему вреда. Словно она не человек, которому и того хочется, и этого, а инкубатор, где круглые сутки надо поддерживать одну и ту же температуру. Он ведь не знает, какой родится сыночек!

Женя понимала, что на какое-то время ей придется примириться с монастырской жизнью. Пашкевич крут, с ним не разбалуешься. Нет, физиономию не разукрасит, интеллигент, но посадит на голодный паек, попрыгаешь. Ничего, она свое наверстает, когда женит его на себе.

Она позвонила подружке, та — двум приятелям-боксерам, и через несколько часов, набив сумки выпивкой и съестным, они уже катили на шикарном зеленом «мерсе» в Городище, где у предков подружки была дача. Включили отопление, пока разгребали снег, дача прогрелась, и пошло-поехало.

Пятеро суток Женя прожила как в сказочном сне. Они гуляли по заснеженному лесу, пили, ели, курили травку, балдели от «колес», трахались вповалку, меняясь партнерами, снова пили, ели, ширялись… Парни оказались хоть куда, впервые с тех пор, как она стала любовницей Пашкевича, Женя ощущала, что вполне довольна жизнью. А потом деньги кончились, они съездили в сельмаг, сдали пустые бутылки, похмелились пивком и отправились домой, в Минск.

Ребята подбросили Женю к дому и уехали; она, стараясь держаться прямо, чтобы не позориться перед соседями, которые могли увидеть ее, зашла в подъезд и поднялась на свой этаж. Она умирала от жажды. В холодильнике стояло несколько баночек чешского пива, и Женя предвкушала, с каким удовольствием откроет одну, прежде чем принять душ и завалиться спать. Выспится, если Пашкевич не разбудит дурацким звонком, а потом пойдет к Аксючицу за документами на квартиру. Женя уже придумала, как объяснить Андрею Ивановичу свое отсутствие — тяжело заболела мать, пришлось срочно выехать в Брест. Если бы он не был таким скрягой и подарил ей мобильник, она позвонила бы ему и все объяснила, а так….Сам виноват!

Едва Женя успела снять шубу, как затрезвонил телефон. «Ну вот, — с досадой подумала она и погладила себя по животу. — Цело твое сокровище, цело, ни черта с ним не случилось.» Но прозвучавший в трубке голос мгновенно выбил из ее головы остатки хмеля. Звонила Лариса, Женя мгновенно узнала ее голос.

— Слушай меня внимательно и не перебивай, — сказала она. — Андрей Иванович умер три дня назад. Не визжи, и не падай в обморок, мне глубоко плевать на твои чувства. Очень хорошо, что тебя не было в городе, это избавило тебя от многих неприятностей. Но далеко не от всех: Твои документы на квартиру находятся у меня. Ты можешь получить их, но при одном непременном условии.

— Каком? — прошелестела оторопевшая, оглушенная Женя.

— Завтра к двенадцати поедешь в частную лечебницу на Плеханова, 38. Адрес запомнила? Тебя будут ждать, все уже договорено. Избавишься от своего выб…ка.

— Ах, вот что! — воскликнула Женя. — Мой сын вам поперек горла!

— Угадала.

— А если я откажусь?

— Тогда в ближайшие день-два тебя выпишут и вышвырнут из твоего гнездышка на улицу. Учти, оно стоит восемнадцать тысяч долларов, ты таких денег не заработаешь за всю свою жизнь, шлюха. По-моему, это более чем хорошая плата за пустяковую операцию. Впрочем, тебе решать.