Ольга Игомонова - Вирус самоубийства

Тем временем хозяйка сообщила, что чай готов. Боясь, что девушка замкнется в себе и откажется отвечать на ее вопросы, Александра решила, что в разговоре с Тоней пока не стоит обсуждать странное цветовое решение интерьера ее квартиры. Будет лучше, если она сначала выяснит все у Олега.

Она позвонила ему в тот же вечер:

— Олег, вы были у Антонины в квартире?

— Конечно, был, много раз. Я даже помогал ей делать ремонт, да и потом заходил, хоть и нечасто.

— А вы не знаете, Антонина случайно не увлекается готами?

— Какими готами? Вы имеете в виду вампирами там всякими, гробами и прочей нечистью?

— Да, что-то вроде этого. Граф Дракула и его последователи, вампиры, ужастики на могильные темы, кладбищенские мотивы… Среди молодежи это сейчас модно.

— Нет, конечно! Она даже фильмы про вампиров не любит, считает их глупыми. А в чем дело?

— Я бы подумала, что она может быть приверженцем готической субкультуры, но у меня для этого не хватает фактов. Судя по ее внешнему виду, одежде и макияжу она совсем не похожа на современных готов или других «черных панков», а вот интерьер ее квартиры меня немного озадачил.

— А что в нем не так?

— В целом все хорошо, даже стильно. Вот только цвет слишком мрачный для девушки. Серая тюль, черные шторы, черные подушки и ни одного яркого пятна. Хоть бы ваза была какая-нибудь красная или желтая, или посуда какого-нибудь веселенького цвета. А у нее даже чайные чашки черные. Очень странно для дизайнера интерьеров.

— Да нет, не странно. Черную чайную посуду она, наверное, привезла домой из своего офиса. Вы знаете, такой корпоративный стиль сейчас в тренде, и у Антона на работе тоже были черные чашки. А тюль на самом деле не серая, а серебристая. Это органза, ее Антон специально выбрала для окна. Эта ткань немного мерцает и тем самым усиливает освещение. Антон мне сама это говорила. А что касается черных штор, так они появились совсем недавно, после смерти матери. Изначально в комнате были красивые портьеры из бордового бархата, которые выглядели просто шикарно. И подушки были тоже бордовые, их было много, разного размера. Антон их сама сделала. Я еще подшучивал над ней, потому что те подушки были очень веселые и все разной формы: квадратные, круглые, в виде сердца и в виде валиков с кисточками. Одна подушка даже была в виде рожицы, она мне больше всех нравилась. Но после похорон матери Антон вдруг убрала куда-то все эти веселые подушки, а шторы повесила черные. Я ее спрашивал, зачем она это сделала. Она ответила, что такие строгие цвета больше соответствуют ее сегодняшнему состоянию. Я ей предлагал украсить эти черные подушки вышивкой или бусами какими-нибудь, а она только отмахнулась.

— Как же она объяснила свое внезапное пристрастие к черному цвету?

— Никак. Я думаю, что она сильно переживает по поводу смерти матери, отсюда и траур. Честно говоря, меня это очень удивляет. Мне всегда казалось, что Антон терпеть не может свою мать. Говорят, что о мертвых нельзя говорить плохо, но ничего хорошего об этой женщине сказать нельзя. С другой стороны, у Антона никого больше нет. Вернее, есть отец, но он живет далеко и к тому же работает капитаном дальнего плавания, все время в море. Так что мать была у нее практически единственным близким человеком. Наверное, Антон ее даже по-своему любила. Она всегда давала ей деньги, хотя и знала, что та их тут же пропьет. И квартиру матери она обставила за собственный счет.

В тот день Александра решила, что траурный вид Тониной квартиры объясняется исключительно переживаниями девушки по поводу смерти матери. Она была уверена, что это временно: как только Антонина справится со своим депрессивным состоянием, она сама захочет сделать свой интерьер более жизнерадостным. Задача психотерапевта заключалась в том, чтобы помочь пациентке поскорее выйти из депрессии. Это она и старалась сделать. Но сейчас, стоя на узком парижском тротуаре, освещенном утренним солнцем, она поняла, что проблема была намного глубже. В ее уставшем об бессонницы мозгу сумасшедшим вихрем в хронологическом порядке проносились проекты дизайнера Антона Треф, которые необъяснимым образом оказались связанными с трагическими событиями: розовый, красный, оранжево-желтый, зеленый, голубой, синий, который пока еще был позитивным исключением, и, наконец, фиолетовый… А после гибели матери собственная квартира девушки внезапно драпируется в черные тона.

Вдруг Александру осенило прозрение. И как она могла не заметить этого раньше, ведь это же очевидно?.. Почему она сразу не догадалась, что мрачный интерьер квартиры молодого дизайнера — это не траур по безвременной кончине матери, а безмолвный крик отчаяния, мольба о помощи. Она, специалист по суицидам, должна была сразу понять, что черный бархат, доминирующий в оформлении жилища, в сочетании с глубокой депрессией является таким же ярким признаком суицидального настроения, как и другие особенности поведения, которыми отличаются люди, склонные к самоубийству.

Каждый психолог знает, что прежде чем свести счеты с жизнью практически все жертвы суицида предупреждают близких им людей о своих намерениях. Такие сообщения могут быть не только в явной, но и в завуалированной форме: в повышенном интересе суицидента к фактам суицидов, в разговорах и рассуждениях о самоубийствах, размышлениях о причинах и способах добровольного ухода из жизни и о своей беспомощности перед житейскими трудностями и проблемами. В данном случае Тонины разговоры о самоубийствах касались других жертв, поэтому они не воспринимались окружающими как тревожное предупреждение. Чувство беспомощности и вины, которую ощущала Антонина перед погибшими заказчиками, списывались на роковое стечение обстоятельств, а глубокая депрессия объяснялась смертью матери. А ведь это были классические признаки суицидального поведения, про них знают даже начинающие психологи! И как она, опытный психотерапевт, которая много лет изучала суицидальное поведение, написала на эту тему немало научных работ и даже подготовила к защите кандидатскую диссертацию, могла этого не заметить! Как получилось, что она сама оказалась такой слепой и недальновидной?

Анализируя все это, Александра посмотрела на часы. В Париже еще раннее утро, но из-за разницы во времени в Москве уже начался рабочий день. Судорожными движениями она достала из сумки телефон и набрала номер Олега.

— Олег, извините, что так рано.

— Нормально, я уже за рулем, еду на работу. Что-то срочное?

— Пока не знаю. Когда вы в последний раз звонили Антонине?

— Антону? Сейчас вспомню. Кажется, на прошлой неделе. Она тогда не стала со мной разговаривать. Сказала, нет настроения. Правда, я ей звонил еще раз пару дней назад, но она не ответила и потом не перезвонила. Наверное, она просто хочет побыть одна. Я понимаю, что ей сейчас не до меня.