Наталия Костина-Кассанелли - Яд желаний

Она не стала ничего говорить — Тим все равно не принимал ее возражений. По воспитанию и обращению с женщинами он до кончиков ногтей был восточным деспотом и властелином — возражений не терпел никаких. Особенно тогда, когда считал, что прав. Поэтому она со вздохом уселась за стол и откусила от бутерброда.

Конечно, он был прав. Когда около года назад эту женщину, которая сейчас так подозрительно смотрит на два сваренных им собственноручно яйца, привезли с сиреной и положили на операционной стол — холодную, мраморно-белую, с мокрыми развившимися волосами, но все равно ослепительно прекрасную, — она походила на неосторожно пойманную русалку. Русалку, волосы которой, безжалостно обритые в операционной, он не позволил выбросить в мусорную корзину и унес с собой — потому что они были живые, они были частью ее. Он никогда не рассказывал ей, как боялся, что не вытащит ее, не сможет, не сумеет, не хватит профессионализма или просто везения. Или что-нибудь после операции пойдет не так — мозг, он ведь непредсказуем… Зачем ей об этом знать? Он просто делал все, что мог, и надеялся, и ждал… День, когда она пришла наконец в себя, стал настоящим праздником. Но для него оказалось неприятным открытием, что у нее совсем не женская работа, — и это при такой яркой внешности… Она могла быть кем угодно — но оказалась сыщиком, опером; к тому же ей самой нравилась эта работа. И с этим он уже ничего не мог поделать. Не стоило и заикаться о том, что Кате нужно сменить нервную и отбирающую много физических сил службу в убойном отделе на что-нибудь более спокойное, если он не хочет ее потерять. А он совсем не хочет этого, напротив…

Как Тим на нее смотрит! От его пристального взгляда у Кати зарозовели щеки. Ну что ж, сейчас на нее действительно приятно посмотреть, хотя сама она мало что для этого сделала. Положительные изменения в Катиной внешности — заслуга ее подруги Натальи. Попав один раз в цепкие Натальины руки, Катя и сама не заметила, как быстро переняла азы ухода за собственной внешностью. Впрочем, подруга до сих пор весьма придирчиво наблюдает за ней, не позволяя расслабляться. Несмотря ни на какую работу, женщина, в Натальином представлении, всегда должна выглядеть безупречно. Маникюр, педикюр, красивая прическа… Мастер-стилист, коим Наталья являлась по профессии, ревниво следила за всем этим, и, когда у Кати не было времени и сил добраться до косметического салона, она являлась как грозный ангел и сама отвозила ее туда. Впрочем, с маникюром Катя вполне научилась справляться и дома. Накладные ногти ей не нравились, да и на работе они были ни к чему, так что она обходилась обыкновенным лаком. Она отправила в рот остатки бутерброда и украдкой посмотрела на собственные руки. Лак еще не облупился, но вид у него уже несвежий. Пожалуй, раз на улице идет дождь, она сможет выкроить полчаса и заняться руками…

— Может, к моим на дачу съездим?

Она как раз надкусила яйцо под недремлющим оком Тима и от неожиданного предложения поперхнулась, надолго закашлявшись. Так кашлять было совсем не обязательно, но это послужило хорошим прикрытием: Катя лихорадочно размышляла, зачем Тим хочет отвезти ее к своим на дачу? Да еще в дождь? Собирать ягоды и помогать в саду в такую погоду невозможно, а сидеть на веранде под изучающими взглядами семейства Тодрия ей совсем не улыбалось. Не то чтобы они встречали ее неприветливо, но…

И мать, и отец, и брат Тима были врачами. Врачом был и дед — знаменитый хирург. Была ли представителем медицинской профессии также и бабка, семейная история умалчивала. Однако и без уходящих вдаль поколений картина была настолько полной, что Катя со своим сомнительным ремеслом сыщика в нее явно не вписывалась. Тим был из врачебной династии, а Катя была чужой в их доме. И когда они, собравшись вместе, оживленно разговаривали о своем, сыпля непонятными терминами, ей хотелось потихоньку уйти в сторонку и полистать журнал, но и журналы в этом доме были как на грех сплошь медицинскими…

— Зачем нам ехать на дачу? — наконец прокашлявшись, спросила она.

— Ну, на даче сейчас хорошо. Свежий воздух. — Он пожал плечами.

Вопреки тому, что врачи, как и учителя, существовали в последние годы на грани нищеты, семья Тодрия жила, по Катиным представлениям, очень и очень неплохо. Тим, как и его брат, имел собственную квартиру. Правда, Катина жилплощадь была значительно больше, чем у Тима, но в сравнении с уютной квартирой родителей Тодрия ее жилье выглядело обветшавшей халупой. И если по площади и местоположению трехкомнатная квартира сыщика Скрипковской, находившаяся в центре города, могла котироваться как достойное приданое для отпрыска двух профессоров Тодрия, то в остальном… Однако Катя не желала быть ни бедной родственницей, ни бесприданницей, ни кем бы то ни было еще. И вообще, сегодня она не была расположена ехать на эту чертову дачу…

Она исподтишка оглядела родную кухню и опечалилась: да, и плитка столетней давности, и потолок весь пожелтел и облупился, да и окна не мешало бы покрасить… а лучше вообще поменять на модные пластиковые. Линолеум на полу также ее не порадовал — она обнаружила, что он уже порядком потерся и от входной двери к столу и плите явственно проступили более светлые, чем общий фон, тропинки. Конечно, ремонта у нее не было лет сто, да он и не намечался. Вон Сашка Бухин влез в этот ремонт, переехал с женой, тещей и близняшками к родителям, а теперь… Ремонт только начать легко, а закончить невозможно. Или времени не хватит у Бухина на это мероприятие, или денег. Тут даже к бабке не ходи. Так что Катин напарник теперь мается. И все маются вместе с ним — и родители, и бабушка. И даже теща. Не говоря уже о Дашке с детьми, которой и так весело в двойном размере. Поэтому бедный Сашка спит на ходу и даже похудел… Размышляя о вреде ремонта и дойдя до мысли о похудении, Катя критически заглянула в вырез халата и втянула живот.

— Ну так что? Давай я им позвоню, да?

Катя представила, как на даче — которая, к слову, тоже не чета скромному домику Катиной мамы в поселке Южный — начинается суета. Как мама Тима, Лидия Андреевна, бросив свои дела, будет готовить что-то этакое, чтобы достойно встретить девушку своего сына, а папе, Отару Шалвовичу, придется оторваться от монографии, которую он пишет на даче, в тишине, и затеять шашлыки. Кроме того, Катя совсем не была уверена, что она нравится родителям Тима, то есть она как раз была уверена в том, что совсем им не нравится…

— Давай не сегодня, — решительно сказала она. — Мне нужно привести себя в порядок, и вообще…

Тим взял свою чашку и поставил ее в мойку. Даже по его спине Катя видела, что он недоволен. Очевидно, он ожидал от нее совсем другого ответа.