Наталия Костина-Кассанелли - Яд желаний

— Я боюсь, что костюмы не смогут восстановить настолько быстро, — сказал Савицкий и отвернулся. Его жизнь сложилась так, что он привык лгать близким людям. Но он не любил это занятие. Кроме того, Аня уже заняла слишком много места в его сердце. Именно ей он не хотел врать. Видит Бог, когда это тяжелое время наконец пройдет, он сделает для этой девочки все, что в его силах, и тогда она увидит, на что он способен!

— Ну, это же не бальные платья, — возразила певица. — В конце концов, можно подогнать на меня что-то на скорую руку из запасников. Там много чего есть подходящего. Я завтра пойду в пошивочный цех…

— Я не хочу, чтобы ты пела в чем попало, — быстро сказал Савицкий. — Это премьера, которую мы готовили несколько лет. И я не позволю тебе выглядеть недостойно!

— Похоже, теперь ты вообще не хочешь, чтобы я пела Измайлову? — проницательно заметила девушка. — И ты не хочешь, и твоя жена не хочет… И Сегенчук, и Богомолец… Они-то меня за что невзлюбили?! Что я им сделала? Никто не хочет, чтобы я пела, кроме меня самой. Похоже, я заняла в нашем театре место Кулиш, которую тоже никто не любил! Все ненавидели ее, а теперь все дружно ненавидят меня!

— Аня!

Она нетерпеливым жестом высвободилась из его рук.

— И ты хочешь спровадить меня отдыхать! Под предлогом, что я заболела, переутомилась и буду выглядеть на премьере недостойно!

— Анна!

— И вообще, я тебе надоела!

— Ты мне не надоела. — Андрей Савицкий попытался снова обнять девушку, но она обиженно увернулась. — Просто я попал в такую ситуацию… очень непростую ситуацию, Аня… — Преодолев сопротивление, он привлек к себе ее голову и стал гладить волосы, пропуская сквозь пальцы тяжелые золотые пряди. — Я прошу тебя… давай сделаем так: пусть Лара споет премьеру, а потом Измайлову до конца сезона будешь петь ты.

Она отстранилась, встала, гордым движением собрала волосы в строгий пучок. Лицо оставалось бесстрастным, но он чувствовал, что внутри у нее все клокочет.

— Лариса споет премьеру, ее имя будет в программке, о ней напишет пресса, на премьеру приедет телевидение. И кому какое потом дело, что до конца сезона петь буду я?! Я думала… я рассчитывала, что ты дашь мне спеть хотя бы один раз! — Из ее горла вырвался сдавленный стон. — Хотя бы один раз!..

— Аня, я уже пообещал ей…

— А сначала ты пообещал мне! Пообещал ей, пообещал мне… еще кому-то… Ты… ты мастер раздавать обещания!

Он смотрел на нее тяжелым взглядом — ждал, что она назовет имя Оксаны. Но она только горько бросила:

— Похоже, ты всем все только обещаешь ! И этим держишь людей при себе. Ты… ты манипулируешь всеми нами! Это… это просто нечестно, Андрюша! — Она изо всех сил сдерживалась, чтобы не расплакаться, но слезы уже текли тонкими струйками, а губы дрожали совсем по-детски.

— Неужели ты хочешь, чтобы я сел в тюрьму? — неожиданно спросил режиссер.

У девушки округлились глаза.

— Андрей, что ты хочешь этим сказать?..

— Да, ты была права. Она шантажирует меня, — мрачно произнес Савицкий, подошел к окну, отодвинул край шторы и выглянул на улицу.

— Чем?

— Тебе лучше об этом не знать.

— Это связано со смертью Оксаны?

— Да.

Певица потрясенно уставилась на него.

— И… ты убил ее? — неверным голосом осведомилась она.

— Я ее не убивал.

— Тогда в чем же дело?

— Я не хочу об этом говорить. Я не хочу впутывать в это еще и тебя.

— Значит, сегодня она вынудит тебя поставить ее на премьеру, завтра потребует чего-то другого, а послезавтра захочет, чтобы ты вышвырнул меня из театра! И ты будешь все исполнять, потому что не хочешь сесть в тюрьму. Все понятно. — Она горько усмехнулась.

— Аня, ты преувеличиваешь… Она просто сказала, что у нее ко мне всего одна просьба — дать спеть Измайлову.

— Шантажисты всегда начинают с одной просьбы, — заметила девушка. — Но достаточно только пойти у них на поводу…

— Я уверен, что она больше ничего от нас требовать не будет. Я хорошо знаю свою жену… бывшую жену. Она человек слова. И ты сама слышала, что Лариса…

— Я понимаю, — устало сказала Анна, — что Лариса Федоровна поет гораздо лучше меня. И у нее большой опыт, но я так хотела… так надеялась…

— Анечка, у тебя голос не хуже, а намного лучше, чем у Ларисы! — горячо заверил возлюбленную режиссер. — И пойми — у нас с тобой впереди вся жизнь! Ты еще будешь петь и Аиду, и Травиату, и Тоску… и все, что захочешь! Но Лару просто заклинило на мысли, что это ее последняя партия, последняя сценическая работа.

— Она мне говорила то же самое.

— Ну, вот видишь!

— Я ей не верю, Андрей.

— Аня, она мне поклялась. Я знаю ее много лет.

— А если она не сможет выступить? — вдруг с надеждой спросила молодая певица. — Если у нее поднимется температура, или сдадут нервы, или она просто-напросто передумает? Что тогда?

— Тогда будешь петь ты. Это я тебе обещаю.

— Значит, все равно нужно восстанавливать мои костюмы?

— Аня, я не говорил, что их не нужно восстанавливать. Я просто сказал, что пошивочный может не успеть.

— И твоя жена сделает все, чтобы они не успели! Я не сомневаюсь!

— Аня, поверь, Лара здесь совершенно ни при чем! Эта дура Сегенчук…

— Этой дурой Сегенчук кто-то руководил! Я хорошо знаю Людмилу и уверена, что сама она ни за что до такого бы не додумалась. И я почти не сомневаюсь, что инициатором всего этого была твоя жена!

— Аня, Лара — благородный человек. Она бы на это не пошла.

— Такая благородная, что шантажирует собственного мужа, а мне не дает спеть один-единственный раз, — задыхаясь, проговорила девушка. Видно было, что слова даются ей с трудом. Она прикусила губу, чтобы снова не расплакаться, но слезы все равно градом катились по ее лицу. — Да, я думаю, что сейчас тебе лучше уйти, Андрей, — отвернувшись, сказала она.

— Я не могу уйти и оставить тебя в таком состоянии, — угрюмо ответил режиссер.

— Не бойся, я сильная. Я не наложу на себя руки… как Оксана…

Савицкого будто ударили по лицу.

— Ты… ты… что она… что Лариса еще сказала тебе?!

— Она просто сказала, что все, кто с тобой связывается, плохо кончают, — тихо произнесла певица.

— Ну что, нашла? — нетерпеливо спросил Лысенко.

— Нашла, — без энтузиазма ответила Катя. — Вот. Леонид Иванович Водолажский, пятьдесят девятого года. Без определенного места жительства. Доставлен в морг шестого мая прошлого года. Причина смерти — интоксикация.

— А где его нашли, там написано?

— Ничего там не написано. — Старлей Скрипковская в сердцах шмякнула сумку на стол. — Дело в архив сдали!

— Ну, заказать из архива…

— Представь себе, я только что оттуда. Сама ездила, чтоб быстрее. Приезжаю — а в архиве дело потеряли!

— Как — потеряли? — растерялся Лысенко.