Игорь Москвин - Петербургский сыск. 1870 – 1874

Прибывший доктор осмотрел висящего и попросил снять.

– Судя по полосе на шее, спокойному состоянию покойного, он покончил с собою, – перекрестился.

– Добавить ничего не можете? – спросил Путилин.

– Иван Дмитрич, – доктор снял пенсне и начал протирать мягкой тряпицей, – везите в анатомический. У Вас какие—то сомнения?

– Сомнений– то откровенно нет, но Вы, голубчик, посмотрите по внимательней. Не дает мне покоя одна мыслишка. Можно ли проверить: пользовался ли наш висельник гримом или нет?

– Понятно, попробую, завтра с утра отчет будет у Вас, – он приподнял шляпу и удалился.

Иван Дмитриевич взял последнее письмо повесившегося, повертел со всех сторон. Углубился в чтение.

«Я устал от преступной жизни, меня повсюду преследует кровь, пролитая моими руками. Я сам вынес себе приговор».

Тщательный обыск показал, что в гардеробной стоит большой деревянный сундук, а в нем потертый баул, неумело прикрытый старыми вещами. Самое удивительное заключалось в чреве кожаного монстра – парики на разные фасоны, накладные бороды и усы разных цветов, театральные краски для грима, кисет с золотыми кольцами, брошами, серьгами, нитями жемчуга,

Путилин позвал агентов, следивших за квартирой повесившегося.

– Господа, вы были заняты слежкой за домом. Что вы можете поведать о необычном за время дежурства?

Молодой агент пожал плечами, словно забылся, кто перед ним стоит. Подобрался, расправил плечи.

– Ваше Благородие…

– Иван Дмитрич, – мягко перебил начальник сыска.

– Иван, – сразу же стушевался агент и быстро выдавил, – Иван Дмитрич. Я вел наблюдение с Моховой улицы. Сегодня только проживающие следовали через нее.

На лице Путилина читалось изумление.

– Через дворника, – затараторил опрашиваемый, – на втором этаже в услужении у госпожи Никитиной молодая горничная, так по интересу к ней я узнал об всех жильцах и слугах. Сегодня условились, что поздним часом я приду к дворнику с гостинцем.

– Так.

– Не было никого постороннего.

– Понятно.

– Иван Дмитрич, я нес службу с черного входа, – произнёс тот, что постарше, – привозили продукты к господам со второго и четвертого этажа, но это постоянный поставщик. Забрела нищенка, но ее выставил дворник.

– Когда это было?

– Без четвери пять пополудни.

– Больше никого не было?

– Нет, никого.

– Вы свободны.

Повернулись одновременно, но сразу сбились с шага, так и ушли, шагая в разнобой, в другую комнату.

– Чем занят наш второй? – начальник сыска обратился к помощнику.

– Выехал в купеческий клуб. – потом добавил, – снимать слежку?

– Нет, – обрывисто произнёс Путилин, – наоборот усилить.

– Но ведь преступник повесился и все в наличии баул, драгоценности?

– Я уверен, что стоимость украшений невелика. Письмо слишком гладко написано. Вот что, возьми несколько бумаг написанных нашим подозреваемым, записку и с утра поезжай в окружной суд, там организована судебно—фотографическая лаборатория, передашь бумаги Евгению Федоровичу Буринскому, пусть попробует ответить одной ли рукой они написаны? Завтра же узнаем – пользовался ли он красками для грима. Сомнение – вещь опасная, требует ясности, а ее как раз нет.

– Но второй—то под надзором, ни минуты не оставляли одного.

– Ой ли, – сказал Путилин, прищурив правый глаз, – а в клубах? Там догляда не было.

– Но за входами следили наши агенты?

– Значит, щелочку нашел, он приучен пользоваться гримом.

– Вы, все таки, уверены, что разыскиваемый – Дмитрий Львович?

– Больше – да, чем – нет.

Буринский много времени на исследование не потратил, сказался опыт. В ряд положил на стол несколько бумаг, в том числе и предсмертную записку.

Пальцами потеребил верхнюю губу, несколько раз склонялся над листами с лупой, рассматривая не то, что каждую буковку, каждую завитушку.

– Определенно могу сказать одно, что принесенные бумаги написаны одной рукой, а вот эта, – он указал на последнее письмо повесившегося, – подделка. По ряду букв могу указать, что в буквах немного изменен наклон, завитки человек старался повторить, но вот здесь, например, – он приблизил увеличительное стекло к одной из букв.

– Спасибо, – пролепетал Жуков, – я доложу Ивану Дмитриевичу.

– Передавайте мой поклон господину Путилину, рад буду его видеть в моей лаборатории.

По дороге на службу Путилин заехал в анатомический театр для получения отчета вскрытия.

– А ведь Вы, Иван Дмитрич, оказались правы, – после приветствия произнёс доктор, – если б Вы не выразили сомнения, голубчик, я просмотрел бы. На шее одна борозда, признаков борьбы и отравления нет, по всем приметам человек решил свести счеты с судьбою добровольно, ан нет, под волосами я обнаружил след. Данного господина сперва ударили длинным круглым предметом, подобием палицы или дубинки, завернутой мягкой тканью или кожей, и в бессознательном состоянии одели петельку. Гримовыми красками сей господин не пользовался. Более добавить не могу.

– Этого вполне достаточно. Теперь мне понятно, что произошло.

– Отчет, Иван Дмитрич, пока не готов, но к обеду пришлю с курьером.

– Не спешите, мне был важен результат, – Путилин пошел к выходу, – преступник хитер, у меня сейчас другие заботы, чтобы он не ускользнул от правосудия.

В кабинете Иван Дмитриевич не стал садиться, повесил шляпу и прошел к окну. День обещал быть жарким, без единого облачка. По булыжной мостовой проезжали груженые повозки, был слышен цокот подкованных лошадей. Мысли путались, не сходилось убийство со слежкой, либо Хлестаков заметил агентов и играет в рулетку с ними, либо он настолько хитер, что продумывает все наперед. Определенно он узнал от кого—то из участка о поисках его однофамильцев по определенных приметах, хотя он мог сообразить, слишком умен. Если это так, то он должен знать Сергея Ивановича. но может сталкивался с ним либо в купеческом, либо в английском клубах, а может быть и в ресторациях. Самое неприятное, что преступник известен, а взять его нет возможности, нет доказательств его вины. Его бывшие подельники не смогут опознать в лощенном господине своего главаря, слишком хорошо он может пользоваться гримом. Прямо таки артист!

– Иван Дмитрич, – заглянул Жуков, – есть новости.

– Заходи, раз голова вошла.

– Иван Дмитрич, – показал рукой на стул.

– Бить когда– нибудь тебя буду, садись.

– Евгений Федорович кланяться велел.

– Спасибо, а дело?

– Последнее письмо писал не наш покойник.

– Я так и думал, – сказал Путилин и повторил, – я так и думал, но связать наших Хлестаковых пока не могу.

– Я пораспрашивал своих агентов, – начал рассказывать Михаил, – так вот, они могли встретиться либо в купеческом клубе, либо у Александра Павловича, нашего третьего Хлестакова, у которого, к слову говоря, вчера судебный следователь с помощником прокурора провели арест играющих в рулетку. Я проверил, действительно в счетной книге встречаются их фамилии. Там они и могли познакомиться.