Марина Серова - Заложники греха

– Определюсь! – кивнул Вадик.

– Когда, интересно знать? – закатил глаза отец. – Восемнадцатый год, а ты все дурака валяешь! Имей в виду: заберут в армию – я пальцем не пошевелю, чтобы тебя отмазать!

– Что-то когда Вову хотели в армию забрать, ты быстренько подсуетился! – язвительно произнес Вадик.

По его голосу я почувствовала, что он пьян, но поскольку Воропаев и сам был выпивши, то ничего не заметил. Но он и без того был раздражен: поздним приходом сына, его неустроенностью, поведением… И потому продолжал распаляться:

– Что ты сравниваешь? Что ты сравниваешь? Володя после школы поступил в институт! Он его с красным дипломом закончил, ему аспирантуру предлагали, а ты?

– Ну конечно, Володя у нас известный крутышка! – выкрикнул Вадик со злостью. – Это я – позор и отстой! Ну что ж, в семье не без урода – так я даже напрягаться не хочу, чтобы доказывать тебе обратное!

И он развернулся, чтобы выйти из столовой.

– Вадим, подожди! – окликнул его Воропаев.

– Целуйся со своим Володей! – крикнул Вадик и, шарахнув дверью так, что раздался треск, а с косяка посыпалась меленькая стружка, пошел прочь.

Воропаев не стал его удерживать. Он сидел раскрасневшийся, раздраженный, но как будто и виноватый. Поколебавшись, махнул рукой и налил в рюмку остатки коньяка, опрокинув одним махом.

– Глядя на ваши отношения, можно подумать, что это Вадик ваш приемный сын, – заметила я.

Воропаев посмотрел на меня угрюмо.

– Знаете, это какой-то парадокс! Но он сам тоже так считает.

– Кто, Вадим? – уточнила я.

– Да. Как-то упрекнул нас с матерью в том, что он нам неродной, что мы якобы взяли его из детского дома и скрываем это от него. В общем, чушь какую-то себе выдумал.

– Может быть, у него есть основания так думать? – сказала я.

– Вы о чем? – недоуменно уставился на меня Воропаев. – Это наш родной сын!

– Да я не об этом! Просто Вадим, скорее всего, испытывает ревность к старшему брату. Что ни говори, а ваша любовь куда больше заметна по отношению к Владимиру. Но… Детей ведь любят не за что-то. Вам просто повезло, что Володя оказался таким беспроблемным. А вот сегодня он был не на высоте – и вы уже рассердились на него. А он-то ждал сочувствия. Так и Вадим ждет, наверное. Чтобы по возвращении домой его спросили, не где он шлялся, а как у него дела, как прошел день и что его задержало. Я, конечно, не психолог и мне вообще крайне неприятно вам это говорить – как будто мораль читаю взрослому человеку. Но у вас проблемы. Со стороны порой виднее, как их решить.

– Вам легко говорить, – вздохнул Воропаев. – У вас нет детей. Я же хочу им только добра! И Вадику тоже! Вы думаете, я меньше его люблю? Да я в сто раз больше за него переживаю, чем за Володю! Володя – вы правильно выразились, с ним проблем не было, – он хлопот не доставлял. А Вадик – моя постоянная головная боль. Что же мне с ним, сюсюкать теперь, что ли? Он же разгильдяй, сам свою жизнь коверкает!

– А может быть, если вы станете поменьше ему об этом говорить, он и коверкать меньше станет?

Воропаев не ответил.

– В нем же просто обида сидит. Мне это хорошо знакомо, – добавила я, вспомнив о своих отношениях с отцом. – А сам-то он вовсе не так потребительски к вам относится. Меня в этом убедило его поведение во время грозы, когда он выскочил во двор, не боясь удара молнии. Он же за вас испугался.

Константин Юрьевич вздохнул, вспомнив об этом. Но разговор дальше не клеился. Я посмотрела на часы. Время приближалось к трем.

– Ладно, – я поднялась. – Спать пора уже давно. Давайте расходиться.

– Так наш договор остается в силе? – перешел на деловой тон Воропаев.

– Да. Не вижу причин его расторгать, – пожала я плечами. – Где мне расположиться?

– В комнате для гостей, на первом этаже. Я сейчас покажу. Там все готово.

Воропаев проводил меня до комнаты, в которой я должна была провести уже совсем короткий остаток ночи, а сам отправился к себе. Заснула я мгновенно и спала без сновидений.

Так получилось, что наутро я поднялась одновременно с Константином Юрьевичем. Во всяком случае, когда в половине седьмого, сделав зарядку, вышла принимать душ, то увидела его в столовой. Через десять минут я присоединилась к нему. У Константина Юрьевича был безукоризненный вид. Ничто не говорило о том, что вчера у него был напряженный и нервный день, что спать он лег лишь три с небольшим часа назад, выпив перед этим почти целую бутылку коньяка. Воропаев был гладко выбрит – впрочем, он вообще не отличался повышенным количеством растительности, – одет в костюм со свежей рубашкой, благоухал тонким запахом дорогого парфюма, и разве что слегка красные веки выдавали в нем усталость.

Он приветствовал меня как ни в чем не бывало – вежливо и суховато, – и совершенно не переходил на тот доверительный тон, которым мы общались прошлой ночью.

– Володя еще спит, – сообщил мне Воропаев, допивая кофе. – Я еду на работу, а вы спокойно дожидайтесь, когда он встанет. Ему вчера дали снотворное, так что он может проспать долго. Затем пусть делает что хочет: хочет – на работу едет, хочет – отдыхает. Главное, не оставляйте его одного ни на минуту. Если же он вдруг начнет буйствовать, звоните мне. Но это вряд ли – думаю, он уже вчера выпустил весь пар, – усмехнулся Воропаев. – К тому же снотворное не способствует возбудимости.

Однако Константин Юрьевич ошибся. Владимир поднялся в половине девятого. Правда, как оказалось, вынужденно. Он постучал в дверь моей комнаты, и когда я пригласила войти, буквально влетел внутрь. Глаза его блестели.

– Что еще? – насторожилась я.

– Женя! – огорошил меня Владимир. – Марианну убили!

– О господи! – закатила я глаза. – Вы становитесь однообразным и предсказуемым. Я уж надеялась, что за ночь у вас выветрились все домыслы. А вы опять за свое!

– Это не домыслы! – стоял на своем Владимир. – Мне из полиции звонили.

Я тут же выпрямилась – до этого полулежала на диване и смотрела фильм на ноутбуке.

– И что сообщили? – спросила я.

– Экспертиза показала, что в машине было выведено из строя рулевое управление! – выпалил Владимир. – Вы понимаете, что это значит?

– А оно у вас было в исправности? – не отвечая на его вопрос, уточнила я.

– Конечно! Вы что думаете, я доверил бы Марианне сломанную машину?

– Та-а-к, – протянула я. – И что еще они сказали?

– Пока больше ничего. Спрашивали, в порядке ли была машина, когда я давал ее Марианне. Я ответил, что в полном.

– А они?

– Сказали приехать сегодня к ним к часу. Женя! Вы понимаете, что это значит?

– Пока нет, – честно призналась я. – Если вы думаете, что машину ей испортили в ночном клубе, то… Вряд ли. Как же она потом полдня на ней ездила? Она же была в «Морской звезде» утром! Вы вот, кстати, вчера бестолково потратили там кучу времени вместо того, чтобы выяснить что-нибудь по делу! Например, чем закончилось ее увольнение и во сколько она покинула клуб. А также не говорила ли, куда направляется.