Артур Дойл - Мое любимое убийство. Лучший мировой детектив

А вот поведение майора в последнее время сделалось несколько странным. Одно время он вообще отказывался играть на деньги; но недавно, как раз когда с Полковником произошла эта неприятная история, своему обыкновению изменил. Не просто ответил на традиционный вызов полковника, но, похоже, косвенно побуждал его повышать ставки — и вообще играл как человек, очень озабоченный выигрышем: крайне внимательно наблюдал за сдачей карт, следил, чтобы все денежные ставки сразу выкладывались на стол… В тот день майор был просто не похож сам на себя: он нервничал, грубо ошибался в игре — но фортуна все равно оказалась на его стороне. Тяжело было видеть, как в результате этой игры Полковник, и так-то потерявший почти все, делается еще беднее, а самый богатый человек полка — еще богаче. Однако майор по-прежнему был для нас эталоном чести, поэтому мы верили: если он поступает именно так, а не иначе, значит, для того есть особо веские причины.

Да, так думали все мы… кроме одного. Маленький и молодой секонд-лейтенант Петеркин был приписан к Третьему Карабинерскому совсем недавно, но он вообще был из молодых, да ранний: если бы существовала книга «Инструкция для мальчиков: 50 способов казаться взрослым еще до того, как у тебя пробьются первые усы», то он бы оказался ее усерднейшим читателем. В том числе и по части карточных игр.

В девять лет он, благо финансы семьи позволяли, уже сам делал букмекерские ставки, в десять скопил из выигрышей очень приличную сумму, а к тринадцати годам ставки уже не делал, но принимал — иными словами, держал подпольный тотализатор. Так что к тому времени, как обзавелся первыми усами и лейтенантскими погонами, был он уже настолько сведущ, проницателен и опытен, что мог дать фору иному ветерану. В области карт, естественно.

Для юнца, к тому же «из чужаков», это не такое уж достоинство. Однако мужеством Петеркин тоже не был обделен, да и чувство юмора у него имелось — в общем, мы с ним прилично ладили. До тех пор, пока он не обронил против майора первое слово подозрения.

Отлично помню, как это случилось. Дело было утром, в бильярдной: нас, лейтенантов, там собралось шестеро, и Остин, молодой капитан. Он как раз гонял с Петеркином шары — и вдруг с грохотом швырнул кий на пол.

— Вы — проклятый маленький лгун, Петеркин! — воскликнул Остин.

Мы понятия не имели, в чем там дело, но сразу повернулись к ним. Петеркин абсолютно не выглядел смущенным. Он спокойно натирал мелом набойку своего кия.

— Думаю, капитан Остин, вскоре вам придется пожалеть о своих словах, — спокойно, даже почти весело произнес Петеркин.

— Вы так считаете?

— Да. Более того скажу: полагаю, вы за них передо мной извинитесь.

— Да неужто?

— Вот именно. Все, чего я прошу, — пойти сегодня со мной вечером в… скажем так, разведку и убедиться во всем собственными глазами. А завтра все мы снова встретимся здесь в этот же час, и вы сообщите ныне присутствующим джентльменам свои выводы по поводу… предмета нашей размолвки.

— Эти джентльмены не имеют к ней никакого касательства!

— Простите, капитан, но отныне имеют. Вы бросили мне… гм, необдуманное обвинение в их присутствии — и взять свои слова назад вам тоже надлежит в их присутствии. Впрочем, если желаете, я сейчас объясню им суть нашего спора и они сами решат, как…

— Ни слова! — гневно воскликнул Остин. — Не смейте повторять эту клевету!

— Что ж, как хотите. Но в этом случае вы должны согласиться на мои условия.

— Хорошо, я сделаю это. Сегодня вечером я отправлюсь в то, что вы изволили назвать «разведкой», а завтра, когда мы все встретимся здесь, публично расскажу о ее результатах. И уж будьте уверены, молодой человек: после этого вам придется сменить место службы, потому что пребывание в Третьем Карабинерском для вас сделается очень некомфортным!

Капитан удалился, в ярости хлопнув дверью. А Петеркин только хмыкнул и продолжил катать шары уже в одиночестве, оставаясь совершенно глух к нашим вопросам по поводу того, что же такое сейчас произошло.

Разумеется, на следующее утро все мы собрались в бильярдной. Петеркин по-прежнему не говорил ничего — но в глазах его мелькнул странный блеск, когда капитан, единственный из нас слегка запоздавший, появился на пороге.

Остин словно постарел лет на десять. Таким удрученным мы его еще не видели.

— Ну что ж, — произнес он, — никогда бы не поверил этому, если бы не увидел собственными глазами, — никогда! Вынужден, черт побери, взять свои слова обратно. Петеркин, вы были правы. Представить себе не мог, что офицер Карабинеров способен пасть так низко…

— Да, это скверная история, капитан, — кивнул Петеркин. — Конечно, заметил я ее только случайно, но раз уж так…

— Раз уж так — то вы правильно сделали, что не стали молчать. Такие случаи выносят на офицерский суд чести.

— Если это такое дело, в котором затронуты вопросы чести, то, полагаю, прежде всего следует посоветоваться с майором Эррингтоном, — вступил в беседу лейтенант Хартридж.

Капитан горько усмехнулся.

— Ладно уж, молодые люди, придется вам сказать, — произнес он после паузы. — Это не тот вопрос, который можно держать в секрете… Помните, майор недавно играл с Полковником, и на столе были крупные суммы? Так вот, знайте: Эррингтон специально тренируется, отрабатывая шулерский трюк, позволяющий при сдаче карт спрятать одну из них в рукав и тем усилить свою карточную руку. [6] Карты, полученные игроком после раздачи. Мы, Петеркин и я, наблюдали эти тренировки собственными глазами. Да, джентльмены, сейчас вы можете сказать мне все, что собираетесь, но повторяю: вчера я стоял напротив окна в комнату майора и видел это, черт побери, своими глазами. А вы же знаете, что наш старина Полковник, при всем мастерстве игры, близорук… Эррингтон передергивал самым бесстыдным образом, будучи абсолютно уверен, что противник ничего не заметит, а никто другой к игре и присматриваться не будет… по крайней мере, в этом смысле. Я… я должен рассказать это Полковнику. Полагаю, это моя обязанность.

— Наверное, нам всем следует присутствовать при игре сегодня вечером, — сказал Петеркин. — Конечно, не подходить к столу вплотную и не таращиться на игроков, но быть начеку. Шестеро свидетелей — вполне достаточно, чтобы уладить вопрос.

— Даже шестьдесят свидетелей не заставят поверить меня, что… — начал было Хартридж.

— Что ж, тогда вы просто поверите своим собственным глазам, как мы с секонд-лейтенантом поверили своим, — пожал плечами капитан. — Разумеется, младшим офицерам крайне неловко обвинять в таких вещах одного из своих командиров, человека с двадцатилетним послужным списком — черт побери, блестящим! Но то, что неуместно для нас, уместно для командира полка. А он будет предупрежден, будет бдителен — и сможет поступить так, как сочтет в той ситуации нужным. Шулерство в офицерской компании — не та вещь, которой можно позволить долго существовать. Сегодня вечером мы решим этот вопрос раз и навсегда.