Артур Дойл - Мое любимое убийство. Лучший мировой детектив

— Да. Да, клянусь, мне жаль вас!

Стоило мне это произнести, как дверь открылась и вошли остальные участники застолья. Мисс Тезигер подбежала к дяде и положила руку ему на предплечье.

— Дядюшка, отчего бы вам не отправиться спать? — ласково и тревожно сказала она. — Той ночью вам не спалось, вы все бродили, я слышала. Вы так устали за день… уверена, эти господа охотно вас отпустят ко сну.

— Действительно, мистер Тезигер, вы выглядите совершенно утомленным. И я рекомендовал бы вам отойти ко сну немедля, — согласился с ней доктор Лорье.

— Погодите немного… немного. — Его голос срывался. — Хелен, дитя мое, ступай. Ступай, моя радость.

— Иди же! Не стоит раздражать его! — прошипел Багвелл.

Она в отчаянии бросила на нас взгляд, но он остался без ответа, и бедняжка нас покинула.

— А теперь, мистер Тезигер, могу ли я вас попросить оказать нам любезность и обратиться к вашему божеству?

Тот помрачнел и какое-то время оставался в молчании. Затем решительно склонил голову:

— Ваше искусство медиума позволит вам услышать Голос — и тем самым убедить доктора Лорье в его реальности. Хорошо же.

И он последовательно произвел череду каких-то весьма странных действий, после которых склонился пред алтарем и заговорил на санскрите.

Выглядело это совершенно дико. И, хотя я стоял совсем близко, я слышал лишь голос самого мистера Тезигера.

— Шива молчит, — наконец поднялся тот. — Как удивительно… должно быть, кто-то здесь не дает ему говорить… да, удивительно…

Но в голосе его я услышал не столько разочарование, сколько облегчение.

— Вам пора спать, дядюшка, — решительно заявил Багвелл. — Вы устали.

— Да, я устал. Позаботься о гостях, племянник, — приказал тот и, изысканно пожелав нам доброй ночи, ушел восвояси.

— Самый странный образчик безумия, который только мне попадался! — воскликнул я. — Мистер Багвелл, позвольте мне повнимательнее осмотреть идола.

— Как пожелаете, — неприязненным тоном сказал тот. — Только не вздумайте снимать его с пьедестала, дядя всегда замечает, когда статую кто-то трогал, — прибавил он быстро. — Тьфу, мерзость! Может быть, пойдем уже отсюда?

Что-то в его лице убедило меня: осматривать идола надо без него. Потому мы прошли в курилку, где некоторое время предавались пустой болтовне, пока не разошлись по своим комнатам.

Там, на столе, меня ждала записка — от мисс Тезигер, как я узнал к своему изумлению. Та сожалела, что поговорить наедине не удалось, и просила встречи в пять утра в парке. Порвав записку на клочки, я отправился в кровать, но мне не спалось: мешала тревога, смешанная с любопытством.

Не могло быть ни малейшего сомнения, что Тезигер безумен, и болезнь шаг за шагом подводит его к опасному краю. И та, кто так льнет к нему сейчас, не замечая этого, конечно же, в опасности. Ее надлежит спасти.

В назначенный час я поднялся, оделся и выскользнул из спящего дома.

Она ждала меня в лавровой аллее.

— Ах, как хорошо, что вы пришли! Но здесь говорить нельзя.

— Отчего же? Сейчас все спят.

— Джаспер не спит! Он, мне кажется, вовсе никогда не ложится. Всю ночь он опять бродил возле моей комнаты.

— Нельзя винить его в том, что он заботится о вашей же безопасности.

Она сердито нахмурилась.

— Вижу, он с вами уже говорил! Что ж, теперь мой черед. Идемте в беседку, там он нас ни за что не найдет.

И она проводила меня в изящную, со вкусом оформленную беседку, втолкнула внутрь и привалилась спиной к двери.

— Теперь я могу говорить, — радостно сказала она. — Во всем этом кроется какая-то мерзкая тайна — и я уверена, что за этим стоит Джаспер.

— Отчего же?

— Женская интуиция. Ну и… до того, как приехал Джаспер, дядюшка, конечно, браминствовал. Мне это было не по нраву, потому я не посещала его молений и даже не говорила с ним о Шиве и прочей гадости. Но! Да, он браминствовал — но в остальном, в том, что не касалось этой его недорелигии, он был нормальным, абсолютно нормальным, счастливым, разумным и очень добрым человеком. Меня он любил всем сердцем, как и моего покойного отца, а потому, незадолго до явления Джаспера, назначил меня наследницей всего своего огромного состояния. Джаспера же он, напротив, не выносил; то, что тот расположился у нас, как у себя дома, его раздражало. Я не встречала кузена с детства — а встретив, прониклась к нему глубокой неприязнью. Он же не оставлял меня своим назойливым вниманием, все время расспрашивая о дядюшке, его жизни, привычках… Занятное совпадение: в детстве, до того, как его увезли в Индию, Джаспер жил здесь, в этом доме… Он все вертелся в галерее… предлагал дядюшке поговорить с Шивой, хотя видел, что тот очень волнуется…

И вот две недели спустя дядюшка услышал глас Шивы. Я никогда не забуду этот день! Дядюшка весь горел в странном возбуждении, руки его дрожали, голос срывался… А после — день за днем он становился все слабее и телом, и духом, но глаза его горели все ярче. Это пугало, но пожаловаться Джасперу я не смела.

День за днем дядя все сильнее погружался в свою болезнь. Он все больше времени стал проводить перед алтарем, умоляя меня сопровождать его, надеясь, что я тоже услышу Голос. Он потратил целое состояние на те драгоценности — он показал их мне прежде, чем украсить ими статую. Мне было горько от осознания собственной никчемности — а Джаспер только стоял и смотрел.

А потом — с месяц назад — дядю как подменили. Раньше он доверял мне, как себе, — а теперь видеть меня не желает. Каждый раз просит уйти. Однажды спросил, закрываю ли я комнату на ночь. Я только рассмеялась, а он попросил меня закрываться. Сказал, ради него. Видели бы вы, как у Джаспера загорелись глаза! Но он тут же уткнулся в книгу, будто ничего и не слышал.

Я успокоила дядю, но, конечно, не послушала его. И тогда Джаспер начал меня запугивать, говорить, что дядя совсем сошел с ума и его безумие заставляет его желать мне зла… Но он же ничего не знает!

Отважная девушка не выдержала и разрыдалась: напряжение выплеснулось из нее фонтаном слез.

— Я сказала, что Джаспер лжет, что дядя никогда бы не пожелал мне зла, я ведь так его люблю! И тут он… он сказал, что кое-что знает, за что дядю запрячут надолго. «В дом безумцев?» — спросила я, и он ответил, что да, и ему нужно только заключение двух врачей. Я плакала, я просила пощадить дядины седины, не лишать его свободы — ведь это же так жестоко! Я просила оставить нас в покое, оставить нас совсем — если он боится дядю, то я — вовсе нет и останусь с ним во что бы то ни стало. И он… он сказал, что любит меня и желает, поэтому он пощадит дядю если я… если я стану его невестой.

Я сопротивлялась, как могла, но в итоге сдалась. Мы втайне заключили помолвку — чтоб не узнал дядя. Конечно, любит он не меня, а мое грядущее богатство. Должно быть, он слышал, что я унаследую дядино состояние. Сам он совсем нищий. Вот. Теперь вы все знаете, мистер Белл.