Артур Дойл - Мое любимое убийство. Лучший мировой детектив

— Мне кажется, — сказал инспектор, покачав головой, — мне кажется, сержант Хэйлз, что его не следовало арестовывать.

— Но все говорит против него, признайте!

— На факт его виновности или невиновности это не влияет никоим образом. Врач тело осматривал?

— Да, сэр, и извлек копье.

— И вы позволили ему это сделать? — резко спросил наш коротышка.

— Я знал, что вас это раздосадует, но это было сделано, пока я ходил осматривать газон и дорогу. Доктор сказал, что старался обращаться с копьем осторожно и делать лишь самое необходимое, но ему пришлось распилить древко надвое.

— Это еще почему?

— Он сказал, что удар был нанесен с большой силой.

— Очень большой?

— Да, сэр, он даже сказал «с огромной».

Аддингтон Пис подошел к окну и там остался, глядя на аллею вязов, тихо шелестящих на легком ветру.

— Врач еще не ушел? — спросил он, не оборачиваясь.

— Нет, сэр.

— Мы не должны упустить ни единой подробности. Где сейчас копье?

Сержант открыл стоявший в простенке шкаф, достал два деревянных обломка и показал нам. Древесина была светло-желтого оттенка; темные пятна на отполированной поверхности говорили сами за себя. Наконечник был широкий и плоский. Некогда его изготовили из драгоценного нефрита и украсили тончайшей резьбой. Копье предназначалось для какой-то восточной церемонии, а не для боя. Это было совершенно очевидно.

Пис вернулся к окну и с предельной тщательностью осмотрел улику. Потом вытащил увеличительное стекло и сосредоточенно уставился на пятнышко, обнаруженное им на более длинном из обломков.

— Правильно ли я вас понял, Хэйлз, что Бойна застали при попытке выдернуть копье?

— Да, сэр.

— Кто-то еще к нему прикасался?

— Насколько я знаю, никто, кроме доктора.

— А вы сами?

— Конечно, и я тоже, сэр.

— Позвольте мне взглянуть на ваши руки.

Улыбнувшись, сержант исполнил его просьбу. За последние несколько часов руки его явно не подвергались мытью.

— Благодарю вас. Вы установили, кто был владельцем этого копья?

— Нет, сэр. Весьма сожалею, но мне это не удалось.

— Вы уже допрашивали Каллена или мисс Шеррик?

— Нет, сэр, — честно сказал сержант, бестрепетно взглянув на инспектора.

Аддингтон Пис переместился к камину и нажал на электрический звонок. Через несколько мгновений дверь открылась, и вошел дородный краснолицый мужчина. Мы не могли ошибиться — и стать, и костюм выдавали в нем настоящего британского дворецкого.

— Полковник Балстрод коллекционировал нефрит? — спросил у него инспектор самым невинным тоном.

— Да, сэр.

— Я заметил образчики в холле. А скажите-ка, мистер Каллен, среди его трофеев вы это копье видели?

Дворецкий взглянул на обломки и, содрогнувшись, отступил на шаг.

— Это… этим его убили, — пробормотал он, запинаясь.

— Совершенно верно. Однако вы не ответили на мой вопрос.

— Может, что-то похожее и было, но я бы не поручился за это, сэр. Полковник никому не позволял прикасаться к его коллекции. Только он или мисс Шеррик. Они и пыль с этого всего вытирали сами, и переставляли. И он то и дело покупал что-нибудь новое.

— Значит, мисс Шеррик должна знать все экспонаты?

— Весьма вероятно, сэр.

— Спасибо. Можете идти.

Как только преданный слуга закрыл за собою дверь, сержант вытянулся в струнку перед инспектором и отдал честь.

— Я обязан был заметить эту коллекцию, — сказал он. — Я выказал себя сущим болваном, сэр.

— Человека, способного сделать такое признание, никак нельзя считать глупцом, сержант Хэйлз. А сейчас будьте добры проводить меня на второй этаж, в комнату полковника. Мистер Филипс, вы можете подождать меня здесь.

Они отсутствовали более получаса, и я употребил свободное время на то, чтобы поразмыслить над загадкой. Когда Пис явился ко мне домой этим утром, как раз перед вторым завтраком, объявил, что ему подвернулся не лишенный оригинальности случай в Ричмонде и пригласил, если мне интересно, сопровождать его, я и вообразить не мог настолько странную историю. Да и мой друг-коротышка, наверное, тоже.

Полковник Балстрод много лет прослужил в Индии. Неужели он соприкоснулся там с какими-то зловещими тайнами Востока, которые настигли его на родине, в пригороде Лондона? Некий силач, метнувший копье с чудовищной силой… в этом мне чудилось нечто неестественное, труднообъяснимое. При всем при том дело могло в конечном счете оказаться очень простым. Бойн, по-видимому, человек крепкий, а та слепая ярость, которая побуждает законопослушного гражданина к убийству, сродни безумию… безумие же придает страдальцу небывалую силу. Я все еще не пришел к какому-либо решению, когда дверь открылась, пропуская малыша-инспектора.

— Прав ли был сержант Хэйлз? — спросил я его. — Он преувеличивает, или… копье действительно метнули с необычной яростью?

— Воистину необычной. Это преступление великана либо…

Он не договорил и долго стоял, постукивая пальцами по столу и глядя, как летний закат играет в окне оттенками зелени и золота. Наконец, медленно наклонив голову, он обернулся ко мне.

— Хэйлз ждет, — сказал он, — нам пора браться за работу. Скоро стемнеет.

Сержант провел нас по лужайке до Глухомани, а потом по тамошним тропинкам до уже знакомой калитки. Дождь, пролившийся рано утром, превратил дорожную пыль в серую грязь, а полуденное солнце ее высушило. На ее поверхности сохранились колеи от колес — телег и экипажей, велосипедов и автомобилей. Они представляли собой путаную сеть расходящихся линий, сущую головоломку. Однако Пис рассматривал их еще внимательнее, чем следы на дорожках сада. Особенно его беспокоило положение, в котором обнаружили тело покойного. Наконец сержант подвел нас к тому месту, где упал полковник; мы увидели вмятину в подсыхающей грязи.

Было очевидно, что Балстрод прошел около десяти ярдов от ворот, когда копье поразило его. Он упал почти посредине дороги, довольно широкой в этом месте и окаймленной полосами травы по обочинам. Его нашли с револьвером, зажатым в руке, хотя выстрелить ему так и не довелось.

Мы пошли дальше. Аддингтон Пис шел первым, не сводя глаз с поверхности дороги, мы с сержантом двигались следом. Что касается меня, то я даже приблизительно не представлял, чего он надеется добиться этой прогулкой. Думаю, и сержант был в таком же положении. Мы обошли сады по наружному периметру, и наконец дорога, повернув налево, привела нас к главным воротам усадьбы. Здесь инспектор велел нам остановиться. Сам он продолжил движение, а потом вдруг опустился на колени возле живой изгороди. Когда он вернулся к нам, лицо его излучало благодушное удовлетворение. Он с улыбкой взглянул на аллею, тянущуюся за воротами: старые вязы сонно шелестели листвой в сгущающихся сумерках.