Дональд Уэстлейк - Восковое яблоко

– Ну конечно, – ответил он, – присаживайтесь. Дональд Уолберн не сказал ни слова и даже отвел глаза от тарелки. Он ел суп с лапшой – медленно, размеренно и почти механически, но от него исходило ощущение чересчур полной осведомленности. Он напрягся из-за моего присутствия, и я физически почувствовал это напряжение, словно между нами выросла стена.

Я впервые находился так близко от Уолберна, хотя видел прежде несколько раз, как он медленно передвигается на костылях, которые сейчас стояли за его спиной у стены. Это был худощавый человек лет пятидесяти, с орлиным носом. Дональд Уолберн провел часть своей юности и молодости в разных тюрьмах по обвинению в кражах со взломом и мелких кражах, но после того, как шестнадцать лет назад закончился его последний , тюремный срок, держал он себя вполне благопристойно. Уолберн никогда не был женат и время от времени жил в семье своего женатого брата. Большей частью он работал на заводах, иногда водил такси, а проблемы, очевидно, у него начались более шести лет назад, когда он поспорил на работе с мастером и тот использовал длинный перечень тюремных заключений Дональда для его увольнения. После этого Дональд Уолберн перестал доверять всем, ему казалось, что тот мастер преследует его ч при переходе с одной работы на другую, чиня всевозможные – препятствия. В конце концов он пришел к заключению, что мастер был просто агентом бандитской группировки, заправлявшей всем в одной из тюрем, где он сидел пятнадцать лет назад, и эта группа решила смеха ради измываться над ним весь остаток его жизни. Он винил их в том, что так никогда и не женился, в том, что между семьей его брата и им росла горечь отчуждения, что ему все трудней становилось удержаться на работе, что в его жизни все совершалось и совершается не правильно. Наконец, он набросился в баре на незнакомого человека и здорово поранил его разбитой бутылкой, потому что думал, что этот человек из той банды. Его поведение после ареста привело к психиатрической экспертизе и в итоге к принудительному четырехлетнему лечению в психиатрической лечебнице штата. В его досье не говорилось, что он вылечился. Там было сказано, что он научился справляться со своими проблемами и контролировать свои поступки, а это означало, что он по-прежнему таит в себе подозрения по поводу тюремной банды, но, вероятно, больше не будет предпринимать против них никаких действий. Возможно, он обвинял тех бандитов и в том, что под ним треснула ступенька стремянки и он сломал ногу. Глядя на него, я не мог поверить, что он сам себе это устроил.

Хотя ничего невозможного в этом не было. По-видимому, в “Мидуэе” все было возможно. И досье Дональда Уолберна могло содержать ошибочные прогнозы. Уолберн, должно быть, научился действовать более ловко, чем во время того случая с разбитой бутылкой.

Сегодня официанткой была Дебби Латтимор. Она принесла мне суп, натянуто улыбнулась, потом взяла опустевшие тарелки Уолберна и Бартоломью и снова ушла на кухню. Я начал есть, а Джордж Бартоломью сказал:

– Не думал, что вы еще здесь. Я посмотрел на него:

– Почему?

– Все разъяснилось, не так ли? – Это был нервный сорокалетний клептоман и собиратель бечевок, которого отпустили из лечебницы не потому, что он излечился, а потому, что его считали безобидным. Так ли это было? Он продолжал:

– Вы нашли парня, который тут прятался, а Уолтер признался, что это он подстроил все те случаи. – Он обвел рукой вокруг своего лица. – Поэтому я думал, что вы уедете.

Дональд Уолберн окинул меня тяжелым взглядом и снова уткнулся в тарелку. Дебби вернулась, держа в руках две тарелки, на которых лежали гамбургеры, большего размера, чем обычно, их называют сейлесберийскими бифштексами и подают в тех местах, где кормят большое число людей без выбора блюд.

– Думаю, я уеду через день-два, – сказал я. – У меня есть личные проблемы, которые я хотел бы обсудить с доктором Камероном и доктором Фредериксом. У меня пока не было на это времени.

Он кивнул, вполне удовлетворенный моим ответом. Дебби поставила тарелки, и это на время прервало наш разговор. Я продолжал есть суп.

В столовую вошла Роуз Акерсон, в руках у нее был пустой поднос. Ни на кого не глядя, она прошла на кухню. Минутой позже появились Хелен Дорси и Рут Эйренгарт. Они заняли стол с другой стороны от нас. Дебби принесла им суп. Я уже закончил есть свой суп, и она подошла забрать тарелку. Когда она возвращалась на кухню, оттуда вышла Роуз Акерсон – на ее подносе горой возвышалась еда, богатая сахаром и крахмалом. Она опять проигнорировала всех присутствующих.

Сейлесберийский бифштекс – еще одно блюдо, которое надо резать. С трудом преодолев смущение, я попросил Бартоломью порезать его для меня. Я уже почти привык работать левой рукой и управился с бифштексом довольно быстро.

Вошли Мэрилин Назарро и Бет Трейси и заняли еще один стол. Я поглядывал на них, но не засматривался подолгу. Обе они теперь оказались в новом списке подозреваемых, и в силу необходимости я собирался уделить им больше внимания, чем прежде.

Мэрилин Назарро, двадцатисемилетняя женщина, вышла замуж еще старшеклассницей. В первые три года замужества у нее родились близнецы, потом еще один ребенок. Вскоре после этого у нее появились симптомы маниакально-депрессивного психоза. Она дважды побывала в клинике для душевнобольных, сначала в течение двух лет, потом – трех, и хотя сейчас она выглядела жизнерадостной и вполне нормальной, прогноз медиков был неутешительным, в основном потому, что после выхода из клиники ей придется снова вернуться к прежней жизни.

Бет Трейси, хорошенькая, хотя и неуверенная в себе блондинка двадцати трех лет, страдала истерией на почве секса. Ее брак был расторгнут по инициативе мужа из-за неисполнения ею супружеских обязанностей. Она трижды пыталась покончить с собой и совершенно откровенно заявляла о том, что ничего более отвратительного и ужасного, чем сама мысль о половом акте, она не может себе представить. Врачи считали, что проблема коренится в каком-то инциденте из ее прошлого, но не смогли найти его. Бет Трейси тоже выпустили из лечебницы не потому, что она поправилась, а потому, что она научилась до некоторой степени мириться со своими недостатками. Теперь Бет едва ли решится вновь завязать с кем-нибудь романтические отношения.

Был ли кто-нибудь из них преступником? Люди, страдающие маниакально-депрессивным психозом и сексуальной истерией обычно не причиняют вреда никому, кроме самих себя, по крайней мере, физического.

А как насчет этих двоих, сидящих за моим столом? Клептоман и человек с манией преследования. Джордж Бартоломью всегда был безобидным, как кролик, и было трудно взглянуть на него как-то по-другому. Дональд Уолберн в прошлом бывал буйным, но это проявлялось открыто, на виду у всех, и имело специфическую направленность. Ловушки преступника давали эффект осколочной гранаты (никогда не знаешь, кто пострадает), затруднявший определение мотива, в том числе и возможность того, что введенный в заблуждение Дональд Уолберн решил поквитаться с несуществующими заговорщиками.