Нэнси Розенберг - Месть

— Ну и воняешь же ты, парень. Наверное, на тебя насрала та самая псина с кухни.

Сосед вскочил и попытался поднять стол, схватив его за края, но стол оказался привинченным к полу. Тогда рокер схватил со стола поднос, метнул его в стенку, словно диск, запрокинул голову и весело расхохотался. Потом он зарычал, наклонился и внезапно схватил испанца за ворот рубашки. Одной рукой он оторвал его от скамьи и поднял в воздух. Ноги латина повисли на высоте нескольких футов над полом.

— Трахнутый мудак, поставь меня на пол, ты, кусок вонючего собачьего дерьма! — закричал он. В животе у него от страха и унижения началось невообразимое урчание, казалось, кишки его вот-вот взорвутся. Заключенные с хохотом сгрудились вокруг, заслонив происходящее от всевидящего ока надзирательских телекамер.

— Смотрите, что у нас есть, — говорил рокер. Теперь он держал испанца двумя руками и поворачивал из стороны в сторону, отчего ноги жертвы нелепо болтались в воздухе. — Это окснардский таракан. Единственное, что нам надо сделать, — это найти для него маленькое сомбреро. Но этот мудак так мал, что голова у него размером с фасолину, и мы можем использовать вместо шляпы стаканчик, из которого пьют виски.

Заключенные хохотали, орали и гикали, от восторга хлопая себя по бокам. Из их толпы внезапно выскочил небольшого роста пожилой человек с аккуратно стриженными волосами и с озорным видом сдавил ему яйца. Он попытался пнуть шутника в лицо, но промахнулся. Он вспотел, пот пропитал его рубашку и капал на выложенный плиткой пол. Раздался громкий, резкий сигнал, рокер немедленно отпустил воротник его рубашки, и он упал на пол. Отталкиваясь руками от пола, он начал подниматься, но в это время чья-то нога, обутая в черный ботинок ударила его в грудь и он, почти бездыханный, опрокинулся на спину.

Из динамика раздался чудовищно усиленный голос.

— Всем заключенным немедленно разойтись по камерам. Повторяю, всем заключенным немедленно разойтись по камерам.

В мгновение ока он оказался лежащим на полу в совершенно пустом помещении. К нему направлялся его сокамерник Вилли. Черный великан наклонился над ним и протянул ему руку.

— Отвали от меня, парень, — сказал он слабым надтреснутым голосом.

Из-за загородки, находясь вне сектора, на него безучастно смотрел надзиратель.

— Тебя избили? — спросил он.

Он не ответил. Это она была во всем виновата. Он встал и направился в свою камеру. Грудь в месте удара сильно болела, а поганец, который хватал его за яйца, издевательски ухмылялся и подмигивал ему из-за зарешеченной двери камеры. Рокер подошел сзади к маленькому человечку и обнял его за тощие плечи. Они вместе насмешливо улыбались ему. Маленький человечек был женщиной рокера. Его зубы были желты и крошились. Вилли рассказывал, что эти двое давно знались друг с другом. Они познакомились несколько лет назад, в тюрьме Сан-Квентин, а когда их выпустили на свободу, они жили вместе, как муж с женой. Когда здоровяка-рокера опять посадили, малютка ограбил банк, чтобы снова соединиться с ним. Как они ухитрились попасть в одну камеру, никто не знал. Должно быть, подкупили кого-то из тюремщиков. Вот он не смог заплатить и поэтому сидит в одной камере с ниггером, а не со своими ребятами. Он не был вором и презирал их, считая отбросами. Красть может каждый дурак. Воровать — это не его стиль.

Возможно, рокер так вонял, потому что у него был спид, подумал он. От больных спидом всегда воняет. Это от того, что они постоянно испражняются, а в камерах не всегда бывает туалетная бумага. Здесь все знали про всех всё, даже кто когда ходит в туалет.

Он гордо поднял голову, расправил плечи и презрительно плюнул, проходя мимо их камеры.

— Я порежу вас на кусочки, — говорил он, еле переводя дыхание. — Однажды я порежу вас на части, как спелый помидор. Я отрежу вам ваши задницы и скормлю их своей кошке.

Парочка расхохоталась. Скоро хохотали заключенные во всех камерах. Они громко орали и стучали мисками по прутьям решетчатых дверей. Они смеялись над ним. Это он был объектом их насмешек. Если он убьет кого-нибудь из них, то получит пожизненный срок и сгниет в тюрьме, поэтому ему придется потерпеть до тех пор, пока его не освободят.

Он не сомневался в том, что его освободят. Это просто вопрос времени.

Она, только одна она виновата в том, что он опоздал к обеду, думал он, ощущая во рту соленый привкус, словно там побывала ржавая вилка. Если бы он не опоздал, ничего бы не произошло, он не повздорил бы с рокером и все было бы в порядке. Другие заключенные не знали, кто он, что он сделал и на что он способен.

Но она это узнает. И скоро узнает, думал он, идя в свою камеру. Скоро она все узнает. Он неподвижно стоял в камере, глядя ничего не видящими глазами прямо перед собой, напряженный от ярости, ожидая, когда со звоном сработает электронный замок двери. Он научит ее унижению. Он научит ее плакать. Он живо представил себе, как по ее щекам, смывая веснушки и окрашивая кожу в розовый цвет, текут кроваво-красные слезы. Это видение напомнило ему статую святой Марии — он вспомнил о чуде, когда из глаз изваяния потекли слезы и тысячи людей съехались к этому чуду, чтобы исцелиться от своих недугов. Он судорожно улыбался, плечи его дергались. Чудо. Ей придется молить Бога о чуде, думал он. От этих мыслей ему стало лучше. Когда с ней будет покончено, сбежится куча народу поглазеть на нее и сфотографировать. Может быть, эти снимки попадут на первые страницы газет, это будет сенсация. Тогда его узнают все, и вот тогда-то он получит сполна то уважение, которого заслуживает. Тогда все узнают, на что он способен.

После того как двери были заперты, он услышал голос Вилли с нижней койки.

— Я видел твою спину, парень. Я увидел ее, когда ты снял рубашку. Тебя избили. И ты плакал. Сегодня вечером ты плакал.

Он зажал ладонями уши. Это неправда… Это все ложь. Это не он плакал, а они.

— Тебе не надо больше меня бояться. Я не хочу тебя обижать, слышишь меня? Знаешь, я родом из Алабамы, моего отца тоже избивали, а я никогда не обижу человека, которого бьют. Тебя и так достаточно обидели.

Ощупывая пальцами надетое на шею распятие, он чувствовал языком соленый вкус своих тайных слез. Его ум не воспринимал слов, которые говорил ему Вилли. Он закрыл глаза, и ему виделось, что он плывет по морю застывшей фиолетовой крови. Эта кровь жгла ему глаза. Он попытался выплыть на поверхность, но тут кровь превратилась в миллионы маленьких щупалец, эти длинные щупальца обвивали его. Они сдавливали ему горло, он задыхался, и глаза вылезали из орбит. Он тонул в массе этих щупалец. Он чувствовал, что какие-то крепкие, как канаты, шнуры опутали его ноги, глубоко впиваясь в тело.