Нэнси Розенберг - Месть

— Мамочка, мамочка, — кричала Шейна.

Лили нашла рядом с собой ее руку и взяла ее в свою. Рука девочки была холодной и липкой.

— Держись, девочка. Закрой глаза и представь себе, что ты далеко отсюда и все это происходит не с тобой. Держись.

С улицы донесся вой полицейской сирены. Он вскочил и спрыгнул с кровати.

— Соседи вызвали полицию, — сказала Лили, слушая нарастающий вой. — Они пристрелят тебя, убьют как собаку.

Сейчас на него падал свет из ванной, выхватив его фигуру и лицо из темноты. Она отчетливо видела его лицо и красный свитер, пока он лихорадочно застегивал джинсы. Лили села на кровати и дико закричала, охваченная смешанной со страхом яростью:

— Если они не пристрелят тебя, то я сама тебя убью.

Сирена выла уже в нескольких кварталах от их дома. Через секунду насильник скрылся.

Она крепко держала дочку в объятиях и, гладя ее по волосам, нежно шептала ей в ухо:

— Все прошло, девочка, все кончилось. Он ушел. Никто тебя больше не обидит и не причинит тебе боль. Все кончилось.

Звук сирены растаял вдали и стих. Никто, оказывается, не звонил в полицию. Весь происшедший здесь ужас остался незамеченным.

Время остановилось. Она укачивала свою девочку, слушая ее жалобные безнадежные рыдания и всхлипывания. В голове Лили мелькали миллионы обрывков мыслей. Несколько раз она порывалась встать и позвонить в полицию. Но Шейна так крепко ее обнимала, что ей приходилось останавливаться. За это время он без сомнения уже был далеко, исчезнув под покровом ночи. События сегодняшней ночи всплывали в ее мозгу со всеми отвратительными подробностями. От ярости в животе у нее образовался жгучий огненный шар, рот наполнился желчью.

— Шейна, дорогая моя. Мне сейчас надо будет встать, но я буду здесь, рядом. Я принесу тебе из ванной халатик, а потом позвоню в полицию и папе.

Лили встала, набросила на плечи пеньюар и завязала пояс. Ярость успокоила ее, теперь она двигалась, как машина; ярость двигала ею, как мощный мотор.

— Нет. — Голос Шейны прозвучал с силой, которой Лили никогда не слышала в тоне дочери. — Ты не должна говорить папе, что он со мной сделал. — Она протянула руку к Лили и схватила ее за подол с такой силой, что поясок развязался и пеньюар распахнулся. Лили вновь затянула шнурок. — Не надо никому ничего говорить.

Лицо и голос были детскими, но в глазах застыло выражение зрелой женщины. Она уже никогда не будет ребенком, никогда не будет больше воспринимать мир, как надежное безопасное место, где нет страха. Лили поднесла кулак ко рту, вцепившись зубами в костяшки пальцев, чтобы подавить поднимавшийся внутри нее крик. В глазах дочери она увидела самое себя. Она вернулась в кровать и продолжала обнимать и укачивать свое дитя.

— Мы должны позвонить в полицию. Мы должны позвонить папе.

— Нет, — снова закричала Шейна. — Кажется, меня тошнит.

Она кинулась в туалет, но не успела, и ее вырвало прямо на пол. Лили подбежала к ней и вытерла ей лицо холодным влажным полотенцем. Она открыла аптечку и достала оттуда пузырек валиума, который ей недавно прописали от бессонницы. Ее руки дрожали, пока она высыпала на ладонь две таблетки — одну для себя, одну для Шейны.

— Прими таблетку. — Она протянула дочери валиум и стакан воды. — Это успокоит тебя.

Шейна проглотила пилюлю, глядя круглыми глазами, как ее мать глотает свою. Потом она позволила Лили отвести себя обратно в кровать. Мать снова заключила дочь в объятия.

— Сейчас мы позвоним папе, а потом поедем домой, мы покинем этот дом. Я не буду звонить в полицию, но папе мы обязательно позвоним. У нас нет другого выбора, Шейна.

Лили, как никто другой, знала, чему она подвергнет свою дочь, если сообщит о преступлении. Полицейские пристанут к ним с бесконечными допросами, снова и снова пережевывая все детали происшествия, до тех пор пока они навечно не отпечатаются в их сознании. Потом госпиталь с неизбежной судебно-медицинской экспертизой. Они будут исследовать Шейну на гинекологическом кресле и расчесывать ей на лобке волосы в поисках следов насилия. Если эти доказательства убедят следствие, то им придется провести массу времени, давая свидетельские показания в ходе расследования и судебного разбирательства. Шейне придется сидеть на скамье свидетелей и в присутствии множества незнакомых людей повторить все отвратительные подробности этой ночи в ее страшных деталях. Потом ей придется слово в слово повторить то же самое адвокату. В том же зале, где будет сидеть и преступник. Ей придется дышать одним с ним воздухом! О процессе узнает вся округа. Даже дети в школе будут все знать и скоро о том, что случилось, узнают все.

Самое страшное, а это Лили понимала лучше других — это то, что после всего того, что им предстояло пережить, еще до того, как прекратятся ночные кошмары, от которых Шейна будет просыпаться в холодном поту, до того, как у них в семье восстановится нормальная жизнь, мерзавец выйдет на свободу. За изнасилование при отягчающих обстоятельствах положено восемь лет, на практике давали не больше четырех. Кроме того, ему зачтется срок предварительного заключения, и к моменту, когда тюремный автобус повезет его из зала суда к месту отбывания наказания, сидеть ему останется чуть больше трех лет. Нет, подумала она, еще ему дадут за оральное совокупление — это еще несколько лет. Но этого мало. Мало будет, сколько бы он ни получил. Срок для подобного не мог быть достаточным. Она была уверена, что на его счету есть еще преступления. Она вспомнила вкус старой засохшей крови на лезвии ножа. Возможно, что на его совести убийство. Да и это преступление тоже было убийством — насильственным лишением девственности.

Ей следовало также подумать о карьере, о деле всей ее жизни. Ей придется вести в суде дела об изнасиловании, и Лили неизбежно будет вести их с обвинительным уклоном. Она почувствовала себя так, словно перед ее носом захлопывается заветная дверь к креслу судьи. Чем больше она раздумывала, тем больше склонялась к мысли, что не следует сообщать о происшедшем властям.

Она припомнила его лицо, и у нее возникло смутное ощущение — откуда-то из дальних уголков сознания пришло оно, — что она однажды уже видела где-то это лицо. Подвергшаяся насилию память отползала в прошлое и она уже не вполне отчетливо понимала, где правда, а где игра воображения. Но это лицо…

Шейна понемногу успокоилась; лекарство начало оказывать свой благотворный эффект. Потихоньку освободившись из объятий Шейны, Лили позвонила Джону. Она пробудила его своим звонком из глубокого сна, он сказал «алло» таким тоном, словно говорил: «Вы ошиблись номером».

— Джон, тебе надо срочно приехать сюда. — Она говорила очень спокойно и очень быстро. — Произошло одно событие.