Нэнси Розенберг - Месть

Но нет, Джона не было дома. Он тайком, крадучись по закоулкам, шпионил за ней, стремясь уличить в том, в чем он безосновательно десятки раз упрекал ее на протяжении всех лет их совместной жизни. Это была череда страшных лет. Она ненавидела его за недоверие и даже грозилась, что когда-нибудь обманет его просто потому, что он не верит ей ни в словах, ни в поступках. С самого начала их замужества из его страстного искреннего шепота по ночам она поняла, что он страшно боится в один прекрасный день потерять ее. Он говорил, что она не любит его и никогда не любила, говорил, что в их браке она искала убежище. Она так часто слышала эти слова за время их замужества, что в конце концов поверила в их истинность.

Наверное, он был прав. В колледже она избегала тесного общения с эгоистичными, агрессивными молодыми людьми, которые наперебой приглашали ее на свидания. Чаще всего она назначала свидания застенчивым отличникам, книжным червям и обрывала отношения, если они начинали развиваться по законам жизни. Их с Джоном встреча произошла случайно, за стойкой аптечного буфета. Он беззаветно врал, безбожно преувеличивая значимость и доходность своей работы в агентстве по подбору кадров, и засыпал ее цветами и открытками. Его преклонение перед женщинами и заботливая натура создали у нее ощущение защищенности и безопасности.

— Мужчины будут стараться использовать тебя, как спермоприемник, — говорил он ей. — Они думают, что женщины созданы исключительно для секса.

Он сказал ей, что хочет любить ее как жену, как мать его и ее будущих детей, так, «как это положено по природе». Со временем Лили стала инициатором их близости, чувствуя, что ее тело и природа требуют мужской ласки. И чем больше она стремилась к сближению с ним, тем меньше такого сближения хотел он. Это началось с момента рождения Шейны и постепенно нарастало. Сексуальное охлаждение достигло своего апогея около года назад. Наконец и она перестала хотеть его.

Лили объехала стоянку и двинулась назад, твердо держа руки на рулевом колесе и выпрямив спину. Темнота постепенно стала переходить в серые тона раннего калифорнийского утра. Проезжая мимо парков по дороге к Окснарду, она слышала, как в деревьях заводили свои песни ранние пташки. Мир просыпался.

Ей необходимо было принять ванну, но она решила не задерживаться. Остановившись у светофора, она посмотрела в зеркало заднего вида на свое отражение. Лицо ее было пепельно-серым. Глаза налились кровью. В лыжной шапочке, надвинутой на самые глаза, она выглядела безнадежно старой и измученной. Когда она поняла, что вонь его тела пропитала ее и смешалась с запахом ее пота, ею овладел приступ тошноты. Лили изо всех сил прикусила губу, ощутив во рту вкус собственной крови.

Она медленно вела «хонду» по улице, на которой жил он. Около его дома она увидела зеленый фургон, стоявший у тротуара. Задняя дверь была открыта. Она бросила взгляд на лежавшее на заднем сиденье ее машины ружье, сердце сильно забилось, в желудке заурчало. Оглянувшись, она поняла, что на улице никого нет. Из открытого окна доносилась песня, радио было приглушено. Пели по-испански. Лили прислушалась, стараясь уловить мелодию. Она подрулила к тротуару на расстоянии пяти домов от его крыльца. Ее судорожно сведенные ладони потели на холодном рулевом колесе. Ей пришлось долго вытирать руки о грубую ткань джинсов. Потом она взяла с заднего сиденья ружье и переложила на переднее, направив дуло в пол машины.

Неподалеку залаяла собака. От неожиданности Лили подпрыгнула, отпустив тормоз. Двигатель работал, и машина дернулась вперед.

Она так внимательно всматривалась в его крыльцо, что изображение стало расплывчатым. В этот момент на крыльце появилось ярко-красное пятно. Лили надавила на акселератор и в долю секунды оказалась около его дома. Она ударила по тормозам, переключила скорость на нейтралку и, ни о чем больше не думая, схватила ружье. Резкий звук удара приклада о кузов машины громом отозвался в утренней тишине. Он выходил в это время из дома и находился на полпути к тротуару. Он шел к своему фургону. Увидев ее, он резко остановился, словно врос в землю обеими ногами. На лице отразились испуг и растерянность.

В эту секунду разум потерял над ней свою власть. Она поймала его в прицел, положила палец на спусковой крючок. Лили ясно различила его фигуру, прежде чем ослепнуть от выстрела. В рамке прицела она видела красную ткань свитера, под которой, как птица в клетке, билось его сердце. Ее ноздри уловили запах жидкости после бритья. Одновременно она почувствовала, как у нее во влагалище шевелятся старческие высохшие пальцы. Человек в прицеле перестал быть тем, кто изнасиловал ее дочь, он превратился в старого кукольника, ее деда.

Она выстрелила.

Удар сбил его с ног. Руки и ноги смешно дрыгнулись в воздухе. На землю упала выброшенная из ружья зеленоватая гильза. У нее в голове выстрел отдался громким эхом. В его свитере образовалась дыра, из которой пульсирующим фонтаном хлестала кровь. Он валялся в луже пенистой крови: крови Шейны, девственной жертвенной крови. Ей сдавило горло спазмом, из носа потекла слизь. И опять не ее, а чей-то чужой палец, повинующийся не ее рассудку, нажал на спусковой крючок. Пуля ударила его чуть ниже плеча, изуродовав руку.

Ее колени подогнулись. Ружье упало прикладом на землю. Дуло ударило ее по подбородку. Это привело ее в чувство. Лили вырвало на землю остатками полупереваренной курицы. Сжимая обеими руками ружье, она бросилась в машину. Все вокруг, казалось ей, двигалось, тряслось, кровоточило и истошно кричало. Она видела, как по воздуху летали какие-то предметы. Это повергло ее в неописуемый ужас.

Двигайся, приказала она своему застывшему, парализованному телу. Двигайся. Она отпустила ружье и схватилась за руль. Не смотри туда. Трогай машину. Поезжай. Ее нога послушалась, и автомобиль рванулся вперед. Через секунду она уже была далеко. Поворот. Вдох. Вперед. Поворот. Вперед. Ей не приходилось еще убивать человека. Поворот. Вперед. Поворот. Вперед. С неба ярко светило солнце, но она видела перед собой только черное жерло туннеля. Она знала, что это дорога в ад и что пути назад у нее нет.

— Боже, — молилась Лили. — Во имя Отца и Сына и Святаго Духа. — Она громко закричала: — Не оставь меня. Господи, спаси меня.

Тело ее было холодно, как лед, но она обливалась потом. Лили ехала по Аламеда-стрит. Кругом было полно машин и людей, занятых своими делами. Солнце немилосердно палило с высоты небес. Увидев запрещающий знак, она остановилась и подождала, пока трое детей переходили улицу. Ружье лежало на полу. От толчка оно перекатилось ближе к ее ногам. Она пинком откинула его подальше.