Эдгар Уоллес - Дверь с семью замками

— как карта, на которой показана плотность населения, я восхищался бы добротой вашего сердца, но я бы не отнес вас к классу Клеопатры. Держу пари, что она была не так уж хороша собой, если то, что о ней говорили, соответствовало истине.

— Вы снова собираетесь за границу? — с некоторым сожалением девушка повернула разговор в русло, которое было менее затруднительным.

— Нет, я останусь в Лондоне, на Кларгейт-Гарденс. Я получил милую квартирку. В ней можно сидеть в центре любой комнаты и без труда касаться стен рукой. Но для человека без амбиций этого вполне достаточно. Когда вы будете в моем возрасте (а 14 сентября мне исполнится тридцать — можете присылать цветы), вам будет приятно где-нибудь осесть и следить, как вращается старый мир. Я буду рад вернуться домой. Лондон удерживает тебя и, как только ты устаешь от него, он окутывает тебя туманом, как липким газом, и ты уже не можешь найти выхода.

Она вздохнула:

— Наша квартирка еще меньше вашей. Мадейра показалась мне раем после Корам-стрит!

— А номер дома? — дерзко спросил Дик.

— Один из многих, — улыбнулась девушка. — А теперь мне действительно пора идти. Доброй ночи!

Он не последовал за ней, а прошелся к борту судна, откуда мог наблюдать, как стройная фигурка быстро пересекала опустевшую палубу.

Дик терялся в догадках. Что могло ее забросить на Мадейру? Он не относил ее к категории тех счастливчиков, которые, чтобы избежать суровой английской зимы, могли позволить себе следовать по пути весеннего равноденствия. На этот раз она показалась ему еще красивей, чем вначале, — прекрасная бледность лица, легкая раскосость ее серых глаз свидетельствовали о Востоке. Хотя лицо ее не было совсем уж бледным, но и розовым его назвать было нельзя. Возможно, красная герань ее губ по контрасту создавала это ощущение бледности. Тонкая? Нет, она не была таковой. Дик считал, что тонкие люди — это хрупкие создания, а она была гибкой и пластичной.

Удивленный тем, что невольно занялся анализом ее достоинств, он прошелся по палубе и зашел в курительную комнату. Хотя было уже больше одиннадцати ночи, столы были заняты и за ними сидело довольно много народу. Дик подошел к столику в углу и остановился, наблюдая за игрой, пока крупный мужчина, сразу по прибытии на судно зарекомендовавший себя общительным собеседником и удачливым игроком, после множества тяжелых и обидчивых взглядов не бросил карты.

— Пора спать! — прорычал он, собрал свой выигрыш и поднялся. Перед Диком он остановился: — На прошлой неделе ты выиграл у меня сотню. Прежде чем покинешь это судно — вернешь!

— Вы желаете чеком или наличными? — вежливо спросил Дик. — Что для вас предпочтительнее?

Великан помолчал какое-то время, затем сказал: — Выйдем! — Дик последовал за ним на плохо освещенную прогулочную палубу. — Послушайте, мистер! — продолжил великан. — Я все ждал подходящего случая поговорить с вами. Я не знаю тебя, хотя твое лицо и кажется мне знакомым. Я работаю на этой линии вот уже десять лет и могу позволить лишь легкую конкуренцию, но не более! Мне не нравится, что такой ханыга, как ты, донял меня и ободрал на сотню с помощью моих же крапленых карт. Ты меня понимаешь?

— Конечно. Я вижу, что ты всей душой стремишься не упасть в грязь лицом в среде картежных шулеров, — ответил Дик. — А это ты видел когда-нибудь? — И он достал из кармана металлический жетон. Испугавшись, великан начал что-то невнятно бормотать…

— Сейчас я это не ношу, поскольку ушел из полиции, — продолжал Дик, спрятав значок. — Я показал его, чтобы напомнить тебе о прошлом. Ты меня помнишь? Я схватил тебя в Монреале восемь лет назад за продажу акций шахты, которые не относились ни к одной из шахт.

— Дик Мартин! — воскликнул великан с неподдельным восхищением.

Вернувшись в каюту, которую он делил с двумя сообщниками, верзила вытер обильный пот со лба и приступил к изложению некоторых фактов своей биографии.

— Этот парень, — рассказывал он о Дике, — пришел в Клондайк и взял Гарвея Уэллса. Тогда у него были усы, вот почему я не узнал его сразу. Это огонь-парень! Его отец был начальником тюрьмы в Форт-Стюарте и обычно разрешал своему сынишке возиться с заключенными. Говорили, что он мог делать с колодой карт все, что угодно, разве что не заставлял ее петь. Он поймал Джо Хэлди, предварительно обчистив для наглядности его карманы, а ведь Джо был известным ловкачом!

На следующее утро мистер Мартин спускался по трапу «Грейл Кастла», неся в каждой руке по чемодану. Парень из банды Флека, который имел вид преуспевающего коммивояжера и присутствовал на всех посадках, высматривая клиентов-простаков, отметил его юность и беспечность и попытался расспросить о нем своего приятеля-стюарда — обычно надежного источника информации.

— Мистер Ричард Мартин? Он профессиональный охотник. В Кейптаун прибыл из Аргентины; в Аргентину — из Перу и Китая; побывал в Новой Зеландии, Индии и бог знает где еще!

— А деньжата у него водятся?

Стюард засомневался:

— Должно быть! Он занимал лучшую каюту и не скупился на чаевые. Какие-то ребята в Кейптауне пришли на судно и пытались поймать его на мостике, но он от них отбился.

«Разведчик» банды Флека ухмыльнулся.

— Перепуганные молокососы! — сказал он с тем презрением, с которым береговые воры обычно отзываются о своих морских собратьях. — И вообще эти суда кейптаунской линии очень малы и все здесь друг друга знают. Картежник умрет от голода на этой линии. Пока, Гарри!

Гарри, стюард, в свою очередь безразлично попрощался с ним и стал наблюдать за «коммивояжером», спешащим вниз, к контрольно-пропускному пункту. Там Мартин со скучающим выражением на худощавом загорелом лице ждал прибытия таможенного офицера.

— Мистер Мартин, не так ли? — авангард мошенников, приятно улыбаясь, протянул ему свою руку. — Я — Бурсен. Мы встречались в Кейпе, — представился подошедший, сохраняя высокую ноту сердечности в голосе. — Ужасно рад вновь встретиться с вами!

Его рука так и повисла в воздухе. Серьезные голубые глаза пристально изучали его. «Коммивояжер» был хорошо одет; дорогая сорочка и массивный золотой портсигар, выглядывающий из кармана жилета, производили впечатление.

— Мы, должно быть, встречались в городе…

— Уондсверт Гаоле или Пентонвилле, — закончил Дик Мартин и добавил: — А ну, проваливай отсюда поживей, ты, любитель поболтать!

У «коммивояжера» отвисла челюсть.

— Возвращайся к своему папаше, — длинный указательный палец Дика воткнулся в жилет мужчины, — или к своей незамужней тетке, которая научила тебя так разговаривать, и скажи ему или ей, что цены в Саутгемптоне недоступны для молокососов!

— Послушай, приятель… — начал возмущаться сухопутный мошенник, чтобы прикрыть свое неминуемое отступление.