Наталия Швец - Мой друг работает в милиции

— Такую самую? Японскую?

— А почему бы и нет? Подумаешь, редкость!

Я смотрел на собеседника, не веря удаче.

— Ну как, идет?

— Конечно! — воскликнул я. — А вы не… не раздумаете?

Мужчина рассмеялся.

— Маленькая деталь, — сказал он. — Я, как ты уже понял, педагог. Мой прямой долг помочь любому школьнику. Больше вопросов не будет? Ну и прекрасно. Меня зовут Борис Всеволодович. Итак, приступим к делу. — Борис Всеволодович сделал паузу и заговорил все так же негромко, но увлеченно: — Дело в том, Сережа, что ребята из моего пионерского лагеря — сами! — собрали магнитофон. И ты, очевидно, представляешь, как им не терпится делать записи. Но для этого нужно много ленты, ребят-то ведь тоже много! И вот мы: Олег Николаевич, наша старшая пионервожатая Марина Владимировна и я — приехали в город. Однако покупать сто или двести кассет нам, взрослым, просто неудобно. В конце концов пионерлагерей много, лента всем нужна. Другое дело, если бы это сделал кто-нибудь из ребят, например, ты. Ну, как?

Я, конечно, согласился пойти в магазин и уговорить продавщицу тетю Валю дать нам побольше ленты. Услышав о том, что тетя Валя мне знакома, Борис Всеволодович спросил, не вспомнит ли она, что я-то вовсе не в пионерском лагере, а дома. Но я ответил, что тетя Валя знает нас, ребят, только в лицо.

Мы поднялись со скамейки и вышли на площадь. После сквера здесь показалось очень жарко, даже ветерком не веяло от Фонтанки. По Калинкину мосту навстречу нам, обмахиваясь кружевным платочком, быстро шла молодая черноволосая женщина, одетая в пышную пеструю юбку и блузку с воланами. Она то и дело облизывала ярко накрашенные губы.

— Вас только за смертью посылать! — сказала она сердито Борису Всеволодовичу. — Очередь-то проходит!

— Марина Владимировна, — с укором сказал Борис Всеволодович, — прежде всего познакомьтесь: это — Сережа, он согласился нам помочь.

Марина Владимировна посмотрела на меня критически и все еще неприветливо сказала:

— Ладно, посмотрим, на что он годен! — Она подтолкнула меня в плечо: — Идем. И не вздумай узнавать его в магазине!

Я понял, что она имела в виду Бориса Всеволодовича, и, уже не оборачиваясь, поспешил за ней.

В магазине, небольшом, с невысокими потолками, действительно толпились покупатели. Но Марина Владимировна довольно быстро растолкала всех, приговаривая: «Разрешите, разрешите! Встали тут, не пройти!» — и протащила меня за собою к прилавку.

В очереди мы оказались впереди молодого человека в черных очках, державшего в руках большую спортивную сумку. Через несколько минут мы уже стояли перед спокойной, невозмутимой тетей Валей. До сих пор у нее брали по три — пять коробок с лентой. А тут Марина Владимировна улыбнулась и произнесла нежно, почти нараспев:

— Нам, пожалуйста, сто двадцать.

— Сколько? — думая, что ослышалась, переспросила тетя Валя.

— Понимаете, — заторопилась объяснить Марина Владимировна, но затем ловко вытолкнула меня вперед: — Сережа, лучше объясни все сам!

Покраснев от волнения, я стал пересказывать историю, поведанную мне Борисом Всеволодовичем, а когда замолчал, из очереди раздался его же голос:

— Уважительная причина. Можно пойти навстречу, товарищ продавец!

— Не имею права, — покачала головой тетя Валя.

— Тетя Валя, пожалуйста! — попросил я.

— Случай уникальный! — проговорил молодой человек в очках, что-то жуя. — Дайте им ленту, не задерживайте очередь.

За нас вступились и другие. Марина Владимировна поспешила достать деньги и протянула их тете Вале. Та чуть заметно улыбнулась мне:

— Не знала, что ты такой мастер!

И выложила на прилавок целую груду коробок. Марина Владимировна ловко упаковала их в две безразмерные сетки, и мы вышли на улицу.

— Ох! — вздохнула она облегченно, но тут же заторопилась вновь: — Что ты стоишь как истукан? Сейчас будут выходить наши, не привлекай внимания.

Последних ее слов я не понял, но мы уже заспешили к трамвайной остановке и даже проехали до Театральной площади, где стали ждать Бориса Всеволодовича и Олега Николаевича. Они вскоре появились, причем Олегом Николаевичем почему-то оказался тот самый парень в черных очках, который стоял позади нас и поддержал Бориса Всеволодовича. В его сумку мы и сложили все кассеты. А потом Борис Всеволодович велел мне сбегать за мороженым, в то время как сам, наверное, рассказал мою историю остальным, потому что, когда я вернулся, Олег Николаевич посмотрел на меня хоть и с неохотой, но спросил, занимаюсь ли я спортом. Я ответил, что зимой хожу на лыжах, а сейчас играю в пинг-понг, но только во дворе.

— Только! — Борис Всеволодович посмотрел на своих товарищей, словно приглашая их продолжить разговор. — Из дворов, Сережа, вышла половина наших чемпионов.

— Сделаем тебе лопату, — неохотно буркнул Олег Николаевич, и я даже не сразу понял, что под лопатой он подразумевает ракетку. Я вопросительно посмотрел на Бориса Всеволодовича.

— Ах, эта несловоохотливость спортсменов! — покачал головою тот. — Сережа, все в порядке. Я договорился с Олегом Николаевичем. Конечно, японскую ракетку достать, как ты сам понимаешь, трудно, но он достанет. Ну, а теперь не будем терять времени. После обеда ленту привезут в магазин на Московском проспекте.

Я с готовностью поднялся. А по пути в магазин все думал о том, какие со мной творятся невероятные вещи.

В тот день мы побывали еще в нескольких магазинах, и в каждом я рассказывал историю о собранном ребятами магнитофоне.

Наконец сумка Олега Николаевича наполнилась до краев — и меня отпустили домой.

Дома я сразу отправился в ванную, а когда вернулся в комнату, на столе стояла тарелка с моим любимым фасолевым супом.

Варежка тут же потребовала, чтобы я посмотрел, какие красивые туфельки на девочке Эли и какая замечательная голубая стрекоза летает над Тотошкой. Затем мама, не отрывая глаз от строчки, сказала, что ко мне дважды забегал Димка, который напоследок просил передать, что уезжает с отчимом во Всеволожск к его матери. Она заболела, и за ней совершенно некому ухаживать.

Это известие огорчило меня, тем более что я понимал: поездка для Димки — не радость. Просто он привык всегда всем помогать. Он помогал даже Яшке, когда тот подвернул на катке ногу и не ходил в школу.

Мамина машинка стучала и стучала. Я вспомнил, что совсем ничем не помог ей сегодня по дому, и пошел на кухню. Вымыл посуду и начистил на завтрашний обед картошки.

После этого я пошел в свой уголок, где на бывшем мамином, а теперь моем письменном столе стоял большой круглый аквариум, подаренный мне Димкой. Здесь в голубовато-зеленой воде, ловко скользя между зарослями водорослей и гротами, играли разноцветные рыбки.