Арнальд Индридасон - Пересыхающее озеро

Ханнес зашагал прочь.

— Томас! — услышал он голос позади себя и, обернувшись, увидел Илону, махающую ему рукой.

Он улыбнулся ей. Они договорились встретиться после занятий. На следующий день после праздника Илона снова пришла в общежитие, нашла его, и они стали регулярно встречаться. В тот день парочка долго бродила по городу. Наконец они уселись на скамейку около церкви святого Фомы. Он рассказал ей о двух знаменитых исландских поэтах. Друзья однажды посетили Лейпциг и сидели на этой же самой скамейке. Один из них скончался от туберкулеза. Другой стал великим национальным писателем.

— Ты всегда такой печальный, когда говоришь о своих исландцах. — Илона улыбнулась.

— Просто меня потрясает осознание того, что они ходили по тем же улицам, что и я. Два знаменитых исландских поэта.

Томас заметил, что пока они сидели около церкви, Илона проявляла беспокойство и даже страх. Она постоянно озиралась по сторонам, точно искала кого-то.

— Что-то не так? — спросил он.

— Тот человек…

Она замолчала.

— Какой человек?

— Вон там, — прошептала Илона. — Не оборачивайся, не смотри туда. Я его видела вчера, только не помню где.

— И кто же это? Ты его знаешь?

— Я никогда его раньше не видела, а теперь встречаю во второй раз за два дня.

— Студент?

— Не думаю, он не подходит по возрасту.

— И что тебя беспокоит?

— Не знаю, — призналась Илона.

— Думаешь, он тебя преследует?

— Да нет. Ладно. Пойдем.

Илона не жила в студенческом общежитии, а снимала комнату в городе, и они направились туда. Томас попытался выяснить, идет ли за ними тот мужчина, но его не было видно.

Комната Илоны находилась в маленькой квартире, принадлежащей вдове. Хозяйка работала в типографии. По словам Илоны, эта исключительно любезная женщина позволяла ей перемещаться по квартире как вздумается. Немка овдовела во время войны, потеряв мужа и двух сыновей. Томас увидел их фотографию на стене. На сыновьях была немецкая военная форма.

В комнате стопками лежали книги, немецкие и венгерские газеты и журналы. На столе стояла истерзанная печатная машинка. Еще имелась раскладушка. Илона вышла на кухню, а он принялся листать книги. Нажал несколько раз на клавиши печатной машинки. На стене над раскладушкой висели фотографии, и Томас решил, что, наверное, это родные Илоны.

Девушка вернулась с двумя чашками чая и толкнула ногой дверь, чтобы та закрылась. Илона осторожно поставила чашки на стол около машинки. Они, очевидно, были очень горячими.

— Как раз остынут, — сказала Илона, подошла к нему и поцеловала долгим и жарким поцелуем.

Томас был несколько ошарашен, но обхватил ее и принялся жадно целовать, пока оба не повалились на раскладушку. Она стала стягивать с него свитер и распускать брючный ремень. Он был совершенно неопытен, хотя интимные отношения с девушками у него уже были. Первый раз — после окончания средней школы, а второй раз — во время ежегодного праздника в редакции газеты, где он работал. Но эти опыты были какими-то неполноценными. Он был крайне неловок, но, похоже, Илона знала, как надо действовать, и Томас с радостью предоставил ей инициативу.

Илона оказалась права. Когда он соскользнул на бок после того, как она приглушенно простонала, чай уже остыл и его можно было пить.

Через два дня в пивном ресторане «Погреб Ауэрбаха» Илона говорила только о политике, и они в первый и последний раз поссорились. Она начала с того, что принялась рассуждать о русской революции, переродившейся в диктатуру, а диктатура всегда опасна, в какой бы форме она ни проявлялась.

Томас не хотел ей противоречить, хотя прекрасно знал, что она не права.

— Победа над немецким нацизмом стала возможна благодаря сталинской индустриализации, — изрек он.

— Да, и Сталин же заключил пакт с Гитлером, — усмехнулась Илона. — Диктатуру питает страх и раболепство. Посмотри, что происходит сегодня в Венгрии. Мы не свободная нация. Коммунистические режимы систематически устанавливались под эгидой Советского Союза. Никто ведь не спрашивал у народа, чего он хочет! У нас должно быть право самим решать свою судьбу, но у нас такой возможности нет. Молодежь сажают за решетку. Некоторые исчезают бесследно. Говорят даже, что людей отсылают в Советский Союз. У вас ведь, в вашей стране, находятся военные части? Что бы ты сказал, если бы они устроили государственный переворот силой оружия?

Томас затряс головой.

— Ты уже видел, как здесь проходят выборы? — продолжала она. — Они называют их свободными, а у самих представлена только одна партия! Где же тут свобода? Если ты придерживаешься другого мнения, тебя посадят в тюрьму. Это что? Социализм?! Кого еще может выбрать народ на этих «свободных выборах»? Интересно, почему забыли о позапрошлогоднем восстании, подавленном Советами, когда стреляли в людей прямо на улицах, в народ, желавший перемен?

— Илона!

— А слежка друг за другом? — негодовала она, распаляясь все больше и больше. — Они поворачивают все так, будто это нам же на пользу. Мы должны шпионить за своими друзьями, родственниками, знакомыми, чтобы они не впали в антикоммунистическую ересь. Если тебе известно, что твой однокурсник слушает западные передачи, ты обязан доложить об этом, и его выведут перед всеми каяться. Детей побуждают доносить на родителей.

— Партии требуется время, чтобы приспособиться, — защищался Томас.

Когда первые впечатления от Лейпцига немного улеглись и им открылась неприкрытая реальность, исландцы стали обсуждать между собой здешнюю жизнь. Томас пришел к определенным выводам относительно системы слежки, установленной в этом обществе. Так называемое наблюдение за соседями заключалось в том, что каждый гражданин должен был шпионить за окружающими и доносить о несоциалистическом поведении или высказываниях. К этому прибавлялись диктатура коммунистической партии, ограничение свободы слова и печати, обязательное участие в собраниях и шествиях. Томас считал, что партия не должна скрывать методы своего воздействия, напротив, ей нужно признать, что в переходный период требуется определенное принуждение, чтобы добиться цели и построить социалистическое государство. Происходящие перекосы можно оправдать только временными условиями. В будущем не потребуется прибегать к подобным методам. Тогда люди поймут, что социализм — самая лучшая форма организации общества.

— Народ запуган, — изрекла Илона.

Он затряс головой, и они поругались. Томас никогда ничего толком не слышал о том, что происходит в Венгрии. Илона обиделась, что он ей не поверил. Томас пытался прибегнуть к аргументам, которые слышал на собраниях в Рейкьявике из уст партийных руководителей и в молодежном движении и которые вычитал из произведений Маркса и Энгельса, но все было впустую. Она лишь смотрела на него и повторяла одно и то же: «Нельзя закрывать на это глаза».