Владимир Прядко - Нам подскажет земля

— Разрешите?

Сидевший за столом собеседник Рогова повернулся. Борис увидел у него на плечах генеральские погоны. «Начальник управления», — догадался он.

— Товарищ Тимонин? — спросил генерал.

—Так точно.

— Присядьте, — он жестом показал на ближайший стул у стола. — Мы сейчас закончим.

— Да мне, собственно, пару слов сказать... — начал было Тимонин.

— Хорошо, хорошо. Одну минутку. — Генерал повернулся к своим собеседникам. — Что еще?

Заговорил плотный, широкоскулый мужчина в светло-коричневой гимнастерке довоенного покроя:

— Заднее сиденье серой «Победы» оказалось в коричневых пятнах. Похоже, что это кровь. Но ни гильз, ни следов борьбы в машине не обнаружено. Нашли вот эту штучку. Она, я думаю, принадлежала преступнику.

— Зажигалка?

— Да. Теперь мы узнаем, чья она. Кстати, товарищ комиссар, на ней есть надпись.

Тимонин отметил про себя понравившееся ему обращение «товарищ комиссар» и с интересом посмотрел на начальника управления.

Комиссар вынул изо рта папиросу, которую непрерывно курил, надел очки и, присмотревшись к надписи на медной зажигалке, прочитал:

— «Т. Б. М. Прага».

Тимонин вздрогнул и резко наклонился через стол. Комиссар заметил:

— Интересуетесь? Посмотрите.

Борис держал в руках теплую зажигалку, а в груди у него что-то словно оборвалось — стало тревожно и жарко. Откуда? Почему здесь? Нашли, говорят, в какой-то машине? Тимонин с удивлением взглянул на комиссара, полковника Рогова, облизал ставшие сухими губы и медленно проговорил:

— Это моя зажигалка...

— Ваша? — очень спокойно переспросил комиссар и с легкой недоверчивой усмешкой посмотрел на своих подчиненных.

Мужчина в гимнастерке натянуто улыбнулся и покраснел.

— Да, моя, — твердо сказал Тимонин, протягивая начальнику управления зажигалку. — Еще с войны. Память о Праге. Там же и подписал перочинным ножом «Т. Б. М.» Это мои инициалы: Тимонин Борис Михайлович.

Комиссар закурил новую папиросу, хотя прежняя еще дымилась в пепельнице.

— Ну, что скажете, капитан Байдалов? спросил он.

Мужчина в гимнастерке пожал плечами, потом подо шел ближе к столу.

— Разрешите задать вопрос старшему лейтенанту.

— Пожалуйста.

Байдалов повернулся к Тимонину:

— Скажите, каким образом ваша зажигалка лопала в автомашину... — голос его приобретал металлический оттенок. Он сделал внушительную паузу, — ...в которой совершено убийство?

— Убийство?!

Тимонин был поражен. Впервые после фронта ему пришлось услышать это страшное слово. Может, так случилось потому, что он все время служил в отдаленных военных гарнизонах и, занятый ротными заботами, не всегда был в курсе «гражданских» дел. С трудом верилось, что вот сейчас, когда над городом сияет ласковое солнце, чьи-то кровавые руки замахиваются на самое святое — человеческую жизнь. Борис почувствовал, что его коснулось дыхание фронтовых будней, по казалось: сидит он с друзьями в только что отбитой врага траншее и со скорбью отмечает тех, кто сложил голову в сегодняшнем жарком бою...

Молчание затянулось. Первым это понял Тимонин поднял голову. В упор встретились три пары глаз. В голове мелькнуло: «Подозревают?!» От этой нелепой мысли стало неприятно и обидно. Борис торопливо я как-то чересчур сердито заговорил:

— Зажигалку я подарил своему другу...

Байдалов прищурился:

— Какому?

Слишком самоуверенными, даже нахальными показались Борису его коричневые, под цвет гимнастерки, глаза. И он ответил, глядя прямо в эти холодные, как пистолетное дуло, зрачки:

— Фронтовому...— и, помолчав, добавил:—Старшине Никите Орлову...

Глаза Байдалова мгновенно вспыхнули не то от радости, не то от удивления.

— Орлову?! — выкрикнул он.

В голосе его послышалась тревога. Борис насторожился, встал:

— С ним что-нибудь стряслось?

Байдалов смутился и виновато посмотрел на начальника управления. Тот спрятал лицо за сизой тучкой дыма и сквозь нее проговорил:

— Да. И очень серьезное.

— Эта автомашина, о которой здесь говорили, его? — холодея от ужаса, тихо спросил Тимонин.

Ему никто не ответил, ,но по тягостному молчанию Борис понял, что угадал.

— Значит, он убит? — снова спросил он.

И опять не получил ответа. Комиссар ткнул окурок в переполненную пепельницу, встал, подошел к Тимонину.

— Помогите нам найти его, — попросил он. — У вас ведь свободное время есть. И в лицо вы Орлова знаете.

— Я... пожалуйста... но...

— Поработаете денек-два с капитаном Байдаловым Он введет вас в курс дела. Согласны?

— Да... конечно...

— Ну, вот и договорились. До свидания.

Комиссар пожал Борису руку своими тонкими и длинными, как у музыканта, сильными пальцами. Уже за дверью Тимонин вспомнил, что собственно, приходил-то он сюда не за получением задания, а лишь сказать два слова. Какие? Он не мог вспомнить этих слов. Все мысли смешались. Но одна назойливо стучала в мозгу: «Нет Никиты Орлова...» Нет больше лихого разведчика, спасшего жизнь Тимонину в последний день войны...

Саша Рыбочкин, насвистывая веселую песенку из кинофильма, заканчивал подшивать материалы проведенных криминалистических исследований. Он радовался, что вся работа закончена им раньше установленного срока и на запросы, которые он рассылал в другие области, своевременно получены ответы. Такая оперативность — неплохое начало для молодого специалиста.

Лейтенант Рыбочкин совсем недавно закончил Ростовский юридический институт и по путевке направлен сюда. Мать все время твердила отцу, пока Саша сдавал госэкзамены:

— Ты бы хоть что-нибудь сделал для своего сына, один ведь он у нас...

— Вот-те на! — удивлялся тот. — Парня, можно сказать, уже в люди вывел, высшее образование дал, а ты говоришь, ничего не сделал.

— Не ты образование дал — государство.

— А я разве не государство?

— Эк, — отмахнулась мать, — опять политику гнешь... Вот пошлют Сашеньку по разнарядке ихней за тридевять земель, что тогда?

— Сейчас, мать, нет таких земель, где бы люди не жили. И наш проживет, если голову на плечах имеет.

— Другие как-то делают, что дети при них остаются...

— Не хочу я ничего делать! — сердился отец. — И ты меня на подлости не агитируй...

Он недовольно отставлял стакан недопитого чая и, одевшись, торопился уйти на завод, где работал мастером. Мать, подавая ему сумку с едой, с надеждой в голосе просила:

— Ты не сердись, отец. Ведь один же сын-то... Может, пристроишь к себе на завод. «Ростсельмашу» всегда люди нужны.

— У нас нет юридического цеха,— бросал на ходу мастер.— А в машинах, окромя своего мотоцикла, он ничего не смыслит. И вообще, мать, не надо об этом...

После экзаменов Саша пришел домой возбужденный, радостный. Он ворвался в комнату и крикнул вышедшей из кухни матери: