Владимир Прядко - Нам подскажет земля

Крейцер рывком притянул к себе Марину, шепнул на ухо:

— Танго, крошка.

Он, видимо, хотел танцевать с нею, так же прижавшись, как и другие, но Марина решительно отстранилась. К счастью, танец быстро закончился. Крейцер отвел ее да тахту, стоявшую почти на середине комнаты, но она, боясь, что он сядет рядом, уселась в кресло рядом с Семеном.

Крейцер наклонился к ней:

— Не хотите ли, Мэри, выпить или съесть чего-нибудь? Не стесняйтесь, тут не принято угощать. Самообслуживание.

Марина чувствовала себя отвратительно, ее мучительно жег стыд, она знала, что сейчас лицо у нее вот-вот вспыхнет пламенем, и была даже благодарна хозяевам за синий свет, за то, что ею никто не интересуется. На вопрос Крейцера она, стараясь держаться свободнее, ответила:

— Вина.

Крейцер щелкнул пальцами и шепнул Семену:

— Коктейль, маэстро!

— Пли-из,— качнул ногой Семен и небрежно сунул в руки Марине наполненный бокал с соломинкой.

Девушка осторожно потянула жидкость и почувствовала вкус обыкновенного крюшона. «Молодец, Семен»,— подумала она, ниже наклоняя голову, чтобы скрыть улыбку.

Вдруг потух свет. Послышался звук поцелуя, потом полный страсти вздох и снова поцелуй. Марина сжалась в комок.

Вспыхнул свет, на этот раз розовый, как фруктовое мороженое. Опять заиграл джаз. Но танцевать никто не стал. На тахте полулежали парень и девушка. Вторая пара в такой же позе пристроилась на оттоманке у окна. Экза и еще какие-то две девицы и лохматый парень играли в карты, усевшись на рояле. Крейцер закусывал вместе с Семеном у столика.

Посасывая через соломинку крюшон, Марина, с виду почти успокоившаяся, внимательно наблюдала за всеми, прислушивалась к каждому шепотом сказанному слову. Но она не замечала, что и за ней уже давно следят две пары глаз.

В соседней темной комнате, прячась за портьерой, стояли двое — хозяин квартиры Лева Грек и его гость, которого он еще ни разу не показывал своей компании. Лева, не отводя глаз от Марины, шепнул:

— Аппетитную провинциалочку выудил Крейцер. Просто люкс.

Гость посмотрел через его плечо, буркнул:

— Она пойдет в счет погашения его авансов.

— Не откажусь,— хихикнул Грек. Потом поправил галстук, чуть взбил прическу. — Я пошел, а ты залезай в свою комнату и отдыхай. Коньяк и закуска—в буфете.

— Давай, чеши. Займись новенькой, а мне пришли Экзу...

Грек отдернул портьеру, вошел в комнату. Первым его увидел Крейцер и с двумя полными бокалами в руках поспешил навстречу.

— Лева, ты заставляешь себя ждать. Прошу.

Грек взял оба бокала.

— Я выпью с этой красоткой,— он кивнул в сторону Марины. — Как зовут?

Для Крейцера это прозвучало как пощечина, кровь хлынула ему в виски. Он опустил голову и, пряча злые огоньки в глазах, шепотом произнес:

— Мэри.

Лева, полный собственного достоинства, пошел дальше. У рояля он на секунду остановился, шепнул два слова Экзе. Та, отложив карты, быстро вышла.

Марина узнала хозяина квартиры красавца парикмахера. Заметив, что он приближается к ней, она, наклонив голову, принялась старательно сосать крюшон.

— Вам не скучно, Мэри? — спросил Лева.

— Не очень.

— Вот и чудесно. Мы отдыхаем вольно, каждый делает то, что ему нравится. Вот мне, к примеру, хочется выпить с вами бокал вина в честь знакомства. Не возражаете?

— Но у меня есть...

Лева наклонился к ее бокалу, принюхался.

— Крюшон только детям полезен. Вот это лучше. — Он подал ей бокал, потом пододвинул свободное кресло почти вплотную к Марине, уселся и, чокнувшись с нею, произнес: — За наше знакомство и... за экзотику — моду избранных.

Он залпом выпил, бросил в угол бокал и закурил услужливо поданную Крейцером толстенную, сигару.

Марина осторожно поинтересовалась:

— А почему экзотика — мода?

Она, сама того не подозревая, затронула любимую тему хозяина. Лева откинулся в кресле и, попыхивая сигарой, начал:

— Тема эта чисто философская. Вот вы, Мэри, в первый раз здесь. Вас, уверен, покорил синий-синий свет, тихая музыка, танцующие пары. Меняется свет, меняется танец. Все выглядит каждый раз по-разному. Необычно, ново. Это — экзотика, она больше всего располагает к отдыху вашей уставшей от мирской суеты трепетной души. Мы и отдыхаем не совсем обычно, весьма оригинально. Свобода желаний — вот наш девиз. Если выражаться философски, мы — эпикурейцы свободной экзотики. Надеюсь, вы слышали об Эпикуре?

Марина смутилась, с трудом припомнила:

— Это... это... греческий...

— Верно. Древнегреческий философ-ма-те-ри-а-лист. Жил и творил почти за триста лет до нашей эры. Он провозгласил жизнь — удовольствия, чувственные наслаждения. Не надо думать о своих страданиях, а только беречь свое здоровье, блаженствовать, пить счастье через край чаши. А мы добавляем: наслаждайся не просто безмятежно, но и необычно, экзотически, дерзко. Вы посмотрите на присутствующих: они отдыхают, как хотят...

Грек помолчал, раскуривая сигару. Марина воспользовалась паузой, спросила:

— А чем они занимаются днем?

— Вы не думайте, что здесь собрались тунеядцы. Нет, все работают, добывают хлеб в поте лица своего, производят материальные блага. Вас, конечно, ни с кем не познакомили? И это, запомните, тоже одна из особенностей нашего бытия: свобода желаний. Вы сами знакомьтесь с кем угодно. Не хотите? Не надо. Можете вообще ни с кем не разговаривать и делать все, что вам взбредет в голову. Единственное правило у нас: не злиться и не шуметь, не мешать соседям. А с присутствующими для первого раза я познакомлю вас сам. Вон та, что с ногами забралась на рояль, артистка театра, называется Зикой. Ее партнер по картам — новоиспеченный ветеринарный врач. Их противники — продавщицы универмага Сонька-фасонька, которую мы за ее полноту зовем Сок, и Фука. Настоящее свое имя она держит в секрете. На тахте и оттоманке развлекается студенческая молодежь. Сидящий у столика с графинами и вот тот маленький, что руководит радиолой,— наш прогрессирующий рабочий класс, владеющий несколькими словами из английского языка. Ну, а Тоточка вам, думаю, известен. Вот и все персонажи. Есть еще несколько незаметных личностей, которые сегодня задержались на работе. Как видите, Мэри, мы — трудовые люди...

Эти слова Лева Грек произнес с таким оттенком своего бархатного баритона, что Марина поняла: никто из этих моральных уродов не считает труд своей необходимой потребностью. Нет, здесь оставаться нельзя, надо немедленно бежать, бежать... Видимо, на лице отразились ее мысли, и Лева, будто невзначай положив руку на ее колено, многозначительно проговорил:

— Смелее распоряжайтесь собой, моя девочка, и вы добьетесь колоссального успеха, вы поймете, что для чувственных наслаждений стоит жить...