Андрей Акулинин - История одного преступления. Потомок Остапа

– Я собрал вас по поводу реализации дела оперативного учета. Как его?… – он кивнул Махортову.

– «Душман», Владимир Васильевич, – полковник начал вставать, но генерал жестом остановил его.

– Кто будет докладывать?

– Разрешите, я? – Грузин встал во весь свой почти двухметровый рост.

– Присаживайтесь, давайте работать сидя.

– Есть, – Грузин молодецки щелкнул каблуками гражданских ботинок, немного замешкался, но все же сел.

Махортов, видя, как неумело ведет себя рядом с прямым начальником следователь, усмехнулся и потер свое раскрасневшееся ухо.

– Товарищ генерал-майор, сегодня на основании переданных из районного отделения материалов оперативно-розыскных мероприятий, мной возбуждено уголовное дело по части второй статьи 159 уголовного кодекса Российской Федерации и принято к производству. Подготовлен приказ на создание следственно-оперативной группы.

– Не поторопились мы с возбуждением? Достаточно ли было материалов?

– Так точно, достаточно, товарищ генерал. Дело возбуждено обоснованно. К нам курирующий прокурор не придерется. Самая большая проблема, существующая в данный момент… – он вдруг запнулся и покосился на Калинина, решая, сдавать своего коллегу или не сдавать.

– Какая проблема?

– Местонахождение подозреваемого нам неизвестно.

– Владимир Васильевич, разрешите? – Калинин словно первоклассник поднял руку.

– Говорите, Андрей Юрьевич, – кивнул Крючков.

– Место, где находится объект, нам известно. Вчера вечером пришла телеграмма из московского управления. Нашего «Душмана» коллеги установили и взяли под наблюдение. Ко всему прочему мы контролируем его мобильный телефон и знаем его местонахождение с точностью до десяти метров. Он из-за своей жадности телефон не выкинул, только заменил сим-карту. В настоящее время установлен и круг его связей, и места притяжения. Как говорится, земля круглая, но за каждым углом по нашему брату, – улыбнулся Калинин.

– И что вы предлагаете?

– Единственное предложение: выехать в Москву, задержать его и доставить в Н-ск для производства следственных действий. Однако, я, Владимир Васильевич, предлагаю включить в группу захвата и майора Грузина.

– А зачем я там нужен? Я лучше документы подготовлю.

– Дело в том, что фигурант противоправную деятельность не прекратил, более того, он расширил ее границы. По крайней мере, из материалов ПТП у нас появляется еще ряд потерпевших. Их надо допросить на месте, – не обращая внимания на реплики Грузина, продолжил Калинин.

– Так вы и допросите. Зачем мне ехать?

– Я закончил, товарищ генерал.

– Зачем мне ехать Андрей Юрьевич? – не унимался следователь.

Начальник Управления ненадолго задумался. Густые черные брови почти сомкнулись, сжав кожу над переносицей в глубокую складку.

– Согласен, Андрей Юрьевич. Собирайте группу, выписывайте командировочные. Кстати, сколько вам потребуется времени на все про все?

– До Москвы часов восемь. Выйдем ночью, чтобы к утру быть на месте. Выставимся у предприятия… Москвичи нам передадут под наблюдение… Это еще часа четыре. Задержим… Допросим… Проведем осмотр… Это еще часа четыре. Установим потерпевших… Я думаю, за два дня управимся.

– Даю трое суток. За трое управитесь?

– За глаза, Владимир Васильевич.

– Так мне ехать? – не понял Грузин.

– Да, Сергей Васильевич, вы едете. Калинин старший. Поступаете в его полное распоряжение.

– Но я же…

Махортов с раздражением посмотрел на него, и майор осекся.

– Тогда, товарищи офицеры, я вас больше не задерживаю. При возникновении каких-то непредвиденных ситуаций, Андрей Юрьевич, звони мне на мобильный телефон.

– Есть, товарищ генерал-майор! Офицеры встали и направились на выход.

Снег перестал идти. Небо блестело холодными искрами, вокруг было тихо и пустынно. Слышался шорох колес, оставлявших на заснеженной дороге две девственные колеи. Дальний свет конторской «газели» то и дело вырывал из мрака деревеньки, спящие среди выпавших за прошлый вечер сугробов, и слегка затухал у освещенных витрин и ярких неоновых реклам нелепых магазинчиков и придорожных закусочных.

Ночью изрядно похолодало. Столбик термометра опустился ниже ватерлинии, приближаясь к отметке в минус десять градусов по Цельсию. Однако в салоне было тепло, шумно надрывался обогреватель.

Прапорщик Рудаков вел машину уверенно. По приказу Калинина он держал на спидометре восемьдесят километров и иногда поглядывал на старшего. Казалось, что тот спит с открытыми глазами: лицо каменное, веки не шелохнутся, губы сосредоточенно сжаты. Рудакову хотелось надавить на акселератор и выжать из строптивой машины таящуюся в ней мощь, но не позволяла субординация. Подполковник сказал, что восемьдесят – это предел, значит, так тому и быть. Дорога требовала внимания, и он напряженно смотрел сквозь лобовое стекло, пытаясь вовремя среагировать на опасность, которая была совсем рядом, под колесами. Чуть зазеваешься, и скрытый под порошей ледяной пласт начнет стаскивать автомобиль в кювет.

В слоне мирно подремывали другие участники кампании: по настоянию генерала – два следователя УФСБ, вооруженный до зубов спецназовец и прибывший из Академии на стажировку лейтенант, который должен смотреть и учиться, как старшие товарищи свой воинский долг выполняют. В кадрах подумали и решили: нечего ему по конторе без дела шляться, пусть в поле познает, почем фунт лиха. Калинин очень смутно понимал, как использовать лейтенанта в этом деле, но препираться с кадровиками не стал. Все равно в машине места навалом. Не на себе же тащить юнца! Пусть посмотрит, а если потребуется, то значит, есть кому в магазин за бутылкой сбегать.

В восемь тридцать стало светать. Над Москвой забрезжил серый безрадостный рассвет. Утро за окном было мутным, гнусно-заплесневелым. Перед самым въездом в мегаполис «газель» свернула на заправку. Дальняя дорога опустошила бак. На станции решили подразмять затекшие конечности. Несколько часов в одной позе не прошли даром, потребовалось время, чтобы как следует прийти в себя.

Термосы с черным кофе, зеленым чаем и куча бутербродов появились словно по мановению волшебной палочки. Импровизированный стол в салоне был накрыт стараниями спецназовца, который, несмотря на молодость, уже привык к походным условиям жизни. Да плюс хотелось отличиться – глядишь, Калинин и заметит его усердие, а там, бог даст, замолвит словечко, если будет решаться вопрос о его переводе на оперативную работу, где и поинтереснее, и деньжат побольше платят.

После завтрака, который больше напоминал инструктаж командира роты своих взводных перед боем, «газель» снова въехала на шоссе, где водитель вдавил в пол педаль газа. Езда по заснеженной Москве в утреннее время – занятие не для слабонервных. Непрерывное подрезание, прижимание к соседнему ряду и оттирание от внезапно открывающихся лазеек негативно отражались на психике чекистов. И водитель, и сидящий рядом Калинин несусветно ругались, проклинали москвичей и гостей столицы, обвиняя их в неуважительном отношении друг к другу. Кольцевая была забита транспортом. На развязках то и дело возникали пробки, по н-ским меркам ужасающие: сотни красных огней габаритов и стоп-сигналов впереди, скрип тормозов и скрежет переключаемых передач, рев набирающих обороты моторов и тошнотворный запах выхлопных газов… Но то были цветочки. Едва машина повернула к центру, как через несколько минут вся эта кавалькада безнадежно встала. «Газель» оказалась зажатой между трамваем и обшарпанным, нещадно чадящим милицейским УАЗом. Вокруг надрывались автомобильные сигналы. Пассажиры трамвая с любопытством таращились в окно, будто старались сквозь затемненные стекла чекистской машины разглядеть ее обитателей. Не отставали от них и милиционеры. В их взглядах одновременно сквозило и подозрение, и пренебрежение к иногородцам.