Татьяна Степанова - Прощай, Византия!

– Так как же он смог уйти – этот ваш киллер, стрелок? – спросил Кравченко, после того как разговор закончился.

Катя сидела на постели. Она сама всего несколько часов назад так же настойчиво и отчаянно допрашивала об этом же самом тех, кто входил в оперативную группу, работающую по делу Абакановых.

– Он ушел, Вадик, – ответила она.

– Его что, ждала возле больницы машина или он по-простому, на своих двоих оттуда убрался в общей суматохе? Там же снегу полно в парке-то, следов небось до фига. Собаку-то ваши хотя бы применяли, чтобы пути отхода установить?

– Туда Москва выехала, наши только потом. – Катя отбивалась, он словно обвинял ее в произошедшем (разговор происходил при свете ночника в третьем часу ночи). – Конечно, собаку пустили, только все без толку. Наши мне сказали, что место, откуда он стрелял, – корпус, закрытый на ремонт, – подоконник на втором этаже, пол в коридоре и в бывшей операционной был густо обсыпан красным перцем. Поэтому собака след не взяла. И в сугробах, в снегу он не наследил. После выстрелов, когда началась неразбериха, тихо вылез через то самое окно, через которое и забрался внутрь корпуса, и пошел по расчищенной тропинке к воротам. На территорию больницы как раз начали пускать посетителей к больным, так что народу шло много. Он просто смешался с толпой.

– Просто… Это что, тебе умник твой из розыска всю эту лапшу на уши повесил? – зло спросил Кравченко. – А где он сам-то был, когда этого парня и его жену беременную там убивали?

Так Драгоценный мог говорить только об одном-единственном человеке, которого никогда, ни при каких обстоятельствах принципиально не называет по имени.

– Его в Волгограде ранили. Он… – Катя всхлипнула. – Зачем ты так жесток, Вадик? Ты же ничего про Колосова не знаешь!

– А, понятно. Он все знает, а я ни хрена. Он умный, а я дурак, значит. Так что ж ты, мой зайчик, дураку все время на умника жалуешься?

– Я не жалуюсь, я… прошу совета, помощи у тебя. Ты мой муж.

– Ну, мерси, что хоть это ты еще не позабыла.

Катя молчала.

Ей вспомнилось, как она сама всего несколько часов назад буквально кричала на Колосова: «Как же вы снова все прошляпили? Как позволили ему так безнаказанно уйти?» Какое у него было лицо…

– Чего его, умника, в Волгоград в разгар таких событий вдруг понесло? – буркнул Драгоценный.

Катя закрыла глаза. Или ругаться, или обсуждать ситуацию, советоваться… Ей хотелось вскочить, схватить Вадима за ухо, как нашкодившего мальчишку: «Не смей со мной так разговаривать, не смей. Слышишь?» Но она только вздохнула глубоко-глубоко, усмиряя свой гнев. Или ругаться, или обсуждать, спорить…. Что важнее? В спорах рождается истина.

– Он ездил разбираться с одной версией, – тихо ответила она, – которую нам так некстати и не вовремя навязали…

Кравченко хмуро слушал.

– Ведь вы, по сути, работаете с внедренным агентом. То есть, с профессиональной точки зрения, почти в тепличных условиях, – сказал он. – Что же так бездарно-то Нинкины возможности используете, а?

– Ты мне это говоришь?

– А кому же еще? Она у тебя на связи. Ты за этот участок отвечаешь. А вы с ней как дефективные «точка – тире» по мобиле друг другу шлете.

– Она не может мне оттуда звонить, это рискованно, поэтому мы шлем SMS-сообщения.

– Ну да, про портрет генерала Абаканова: ах, какой он был интересный мужчина, – хмыкнул Кравченко. – Что, я не знаю, что ли, вас? Совсем дурачок?

– Мы с Ниной делаем все, что можем, – обиделась Катя. Странно, обличать Колосова Вадим вдруг резко перестал после того, как она поведала ему волгоградскую эпопею с раскрытием убийства семьи Мужайло и задержанием Юргина и Рощук. Объектом несправедливых нападок стала она – Катя. Или все же нападки эти в чем-то справедливы?

– Значит, версия мстителя отпала категорически? – спросил Вадим.

– Вадик, я всегда считала ее искусственной, неправдоподобной. Это только Ануфриев и его начальство могли такое выдумать!

– Насколько я понял из твоего лепета, в эту версию верят сами Абакановы?

– Да, но…

– На кону стоят горно-обогатительный комбинат, миллионный капитал, квартиры, земельный участок в несколько гектаров в правительственной зоне, где сотка стоит под девяносто тысяч «зеленых», а вы это игнорируете?

– Да я сто раз Никите твердила про корыстный мотив, про раздел наследства! – малодушно воскликнула Катя. – Он же у нас как Фома неверующий, ему кажется, что в простоте правды нет. Что чем сложнее, тем ближе к истине!

– А кто тебе сказал, что правда именно в простоте? – хмыкнул Кравченко. – А где же место хитрости, интриге? Ладно. К счастью, этих ваших Абакановых в живых осталось совсем немного. Ты их видела. Кого ты – лично ты – подозреваешь? Кто мог нанять стрелка для устранения родственничков-сонаследничков?

– Мне еще вчера казалось… Вадик, это сложно сказать. Я их видела дважды, и каждый раз в их доме творилось бог знает что. Теоретически убийства могли заказать трое: Константин, Ираклий и Павел. Честно говоря, я, да и Никита тоже, больше остальных подозревала именно Константина.

– Потому что он самый деловой, что ли?

– Ну конечно. Видишь, как опасны стереотипы в таких делах. А теперь его застрелили, и… их осталось всего двое. Ираклий – прямой наследник, Павел, двоюродный брат, – косвенный, но если все Абакановы умрут, все достанется ему.

– А приятель Нины – Марк Гольдер? Ты его не считаешь?

– Вадик, сам он ничего не получит, наследником является его маленький сын.

– Он что, полным идиотом стал или есть какая-то надежда на выздоровление?

– Вадик, нельзя так о ребенке.

– Я выбираю самые точные выражения, Катя. Сейчас не до глупых сантиментов.

– Он очень болен. Он не в себе.

– Понятно. – Кравченко кивнул. – А девиц вы исключили полностью?

– Ирина – совсем еще девчонка. А Зою саму чуть не убили. Ведь устранять начали, как правильно Никита подметил, самых слабых, самых беззащитных: сестер, брата-школьника.

– Слабость и беззащитность в таких делах никакой роли не играют. Думаю, убийства совершены в такой последовательности только потому, что появлялся удобный момент выследить и прикончить очередную жертву. С одной только девицей – этой вашей Зоей – сорвалось… Кстати, тебе не кажется странной одна вещь?

– Какая? – настороженно спросила Катя.

– Константина Абаканова и его жену ваш стрелок замочил из той же самой винтовки, что и Федора.

– Да, и гильзы и на этот раз все забрал. У нас по этой винтовке до сих пор ничего конкретного. Только приклад ее заснят на фото. Куцый фрагмент.

– В обоих этих убийствах был использован глушитель.

– Ну да, специально, чтобы выстрелов было не слышно.

– А в Зою стреляли из пистолета «ТТ» без глушителя.