Мария Павлович - Felix

Он молча наблюдал, как она, не поднимая головы, спустилась по лестнице и скрылась за дверью черного хода. Он бросился в спальню, к окну, успев услышать, как хлопнула дверь ее «рейндж-ровера». Машина плавно тронулась с места.

Он с трепетом переступил порог ее комнаты. В помещении витал аромат ее терпких духов, на шелковом покрывале лежал забытый журнал. Он осмотрелся. Затем приступил к обыску. Что он искал? В любом случае он ничего не обнаружил. Обычная комната, полная женских вещей, косметики и аксессуаров. Он усмехнулся, обнаружив средства контрацепции: а он еще удивлялся, почему у них с Ройтером нет детей.

Через некоторое время Игорь вернулся в холл и, не мешкая, прошел в кабинет, примыкающий к гостевой комнате. Он хотел попытать счастья и попасть на закрытую территорию: как сказал ему Арнольд, в кабинете была лестница, ведущая в мастерскую Оксаны.

Он сразу обнаружил неприметную дверь в углу комнаты, запертую на вызывающий висячий замок. Игорь улыбнулся, достал инструмент и принялся за работу. Он на ощупь изучил внутренность замка с помощью специального шила и начал подбирать отмычки. Неожиданно за дверью послышался шум. Горничные, громко переговариваясь, зашли в спальню напротив.

Игорь поспешно сложил свой набор юного взломщика, взятый напрокат у напарника, и ретировался.

Поскольку ближайшая от него дверь вела в спальню Глеба, где прежде останавливался Арнольд, Игорь не раздумывая нырнул туда. Помощник Ройтера накануне остался в городе и не мог появиться раньше шести.

Что связывало их с Оксаной? Глеб не производил впечатление человека, обуреваемого страстями. У него отсутствовал потенциал к сексуальным отношениям с любовницей босса. Он даже не смог найти объяснение тому, что делал со спортивной сумкой в лесу. Он не будет так рисковать. Он не тот, кто живет эмоциями.

Игорь успел изучить эту комнату еще во время пребывания в доме Арнольда. Сейчас она вы глядела нежилой. Если бы не аккуратно сложенный свитер на спинке кресла, можно было бы не поверить, что нога Глеба хоть раз переступала этот порог. Он мог быть просто опрятным человеком, предпочитающим идеальный порядок и одноразовые трусы, поскольку его корзина с бельем была пуста. А мог проповедовать принципы Игоря и его напарника, никогда не оставляющих следов в своем временном жилище.

Сбоку от письменного стола висели две книжные полки. Игорь подошел ближе. Справочники. Словари. Он принялся читать корешки: «Особенности биржевого дела в топливно-энергетическом комплексе», «Государственный и муниципальный долг», «Анализ финансовой отчетности», «Международный финансовый рынок», «Драгоценные камни» Г. Смита. Игорь перечитал последнее название дважды, затем достал книгу с полки и пролистал. Страницы новые, хрустящие, но не склеенные. Глеб успел изучить материал.

Вдохновленный находкой, Игорь отбросил сомнения и полез под кровать, возможно, эта комната требовала более тщательного обследования, возможно, Глеб Николаевич не любил лошадей, но любил драгоценные камни, может быть, у него даже был друг, отец которого был известным ювелиром.

Горничные «Аменции», вышколенные управляющим, знали свое дело, гикори выглядел идеально ухоженным даже под кроватью: ни пыли, ни оторванных пуговиц, ни закатившихся косточек от вишни.

— Там Феликса точно нет, — сказала Нина, присев возле торчащих ног Игоря.

Он не слышал, как она вошла. Но благодаря неудобной позе у него было время собраться с мыслями, пока он не спеша выбирался наружу.

— Ты меня застукала.

Она улыбнулась:

— Что ты делал у Глеба под кроватью?

Его рассмешила ее интонация, серьезная и издевательская одновременно.

— Что я там делал? — мечтательно переспросил он, отряхивая брюки от невидимой пыли. — Откровенность за откровенность. Ты рассказываешь мне, зачем испортила дорогое седло, а я признаюсь в том, что делал под кроватью.

— Какое седло? — Нина мгновенно побледнела, краска схлынула с ее и так почти бесцветного лица.

Единственно верным способом спастись было бегство. Но она осталась.

— Седло Феликса, — терпеливо пояснил он, — то самое, на котором ты подрезала нити у пряжки. В тот день, когда упал Костя.

Она молчала, не сводя с него глаз. Игорю казалось, что он слышит, как отчаянно бьется ее сердце.

— Я расскажу тебе, — наконец произнесла она, — только ответь честно: это ты украл Феликса?

«Как плохо, однако, старик разбирается в людях», — размышлял Игорь, ожидая, пока Нина перестанет кусать губы и осмелится начать рассказ.

Сначала он берет любовницей женщину, не способную по-настоящему любить никого, кроме себя, потом выращивает помощника, который сгорает от зависти к окружающим, потом нанимает жокея, который не только начинает спать с его дочерью.

У него есть испанский тореадор, он спит с его любимой племянницей, на которую, по сути, ему наплевать, он лишь коротает свободное от лошадей время в ожидании очередной поездки. Племянница объедается «мишками», мечтая выйти за тореадора замуж, и приходит к незнакомым мужчинам в спальни, пытаясь заполнить душевную пустоту.

Ройтер совершает ошибку за ошибкой, приставляет к своему любимому коню, бесценному чемпиону, человека, ворующего у него деньги, возможно шизофреника с регрессивной формой болезни, рисующего странных лошадей с человеческими глазами.

Журналист, которого он приглашает написать серию очерков о Феликсе, — аферист, а благотворительный фонд, которому он помогает, — липа, так же как и его основатель Александр Добролюбов.

Клим, которому он безоговорочно доверяет, тоже ведет себя подозрительно, утаивает информацию, скрывает правду. В довершение всего его собственную дочь терзают демоны, а кто-то решает спалить его гостиницу и украсть лошадь.

Нина начала с самого детства. Она была хорошим рассказчиком, ненужные подробности опускала, не жеманничала, как ее двоюродная сестра, не закатывала глаза. Она говорила, не глядя на Игоря, ее взгляд перескакивал с предмета на предмет у него за спиной.

— Я еще помню время, когда мы жили не так богато. Мы жили нормально, лучше, чем многие, в трехкомнатной квартире вместе с маминой мамой. Родители поженились сразу после того, как отец выиграл на скачках, поставив на лошадь по кличке Екатерина. Так звали маму. Сыграли свадьбу. Вскоре родилась я. Отец всегда знал, что из науки уйдет в бизнес. Он прекрасный математик, экономист, но он не хотел жить бедно.

Маму он боготворил. Они никогда не ссорились, по крайней мере дома не было криков и ругани, возможно, они выясняли отношения тихо, пока я спала.

В жизни отца был резкий переход от скромной жизни к чему-то новому. Все изменил тот самый выигрыш на ипподроме. Я помню, как все менялось постепенно и одновременно очень быстро: отец купил дачу на Волоколамке, перед моим первым сентября мама сказала, что я буду ездить в школу на «Волге», летом мы отдыхали в Венгрии. Потом все это перестало меня волновать, уже казалось обычным. Расширялись квартиры, я начала заниматься конным спортом, отец вложил деньги в конный клуб. У нас появилась конюшня, приехала гувернантка из Шотландии, отец задумал «Аменцию», потом умерла мама, не прожив здесь ни дня.