Колин Маккалоу - Блудный сын

Слова так и лились из него, словно он только и ждал, пока кто — нибудь будет готов его выслушать.

— Эмили открыла для себя лепку — она так любила этим заниматься, действительно любила! Некоторые из ее работ казались мне совершенно потрясающими, и я всячески поощрял ее увлечение. Она пропадала в своей «студии» дни и ночи напролет — я обил внутри стены, придал помещению уют — Эмили, наконец, была так счастлива! — Вэл зарыдал.

Эйб заставил его остановиться, чтобы тот смог успокоиться и прийти в себя; потом они медленно двинулись дальше.

— Ваша жена когда — нибудь говорила об отравителе?

— Она говорила мне, что знает, кто он, но, если честно, лейтенант, я ей не верил. Говорить окружающим бессовестную ложь было ее тягчайшим грехом — она любила цеплять людей, понимаете? Но я уверен, что она все выдумала. По правде говоря, Эмили хотела бы быть похожей на Давину — шикарной, эффектной и модной, как с обложки.

— Она говорила что — нибудь особенное? Кого — нибудь упоминала?

— Вы меня не слушали, лейтенант. Она никогда не говорила ничего правдоподобного. В этот раз она сказала, что знает, где заначка с ядом… заначка? Нет, думаю, это мое словечко. Эмили, кажется, сказала «тайник». В любом случае, вы меня понимаете.

— Понимаю.

— Больше я от него ничего не добился, — говорил Эйб Кармайну некоторое время спустя. — Мы знаем, что у нее имелась одна ампула, но это не заначка. У отравителя должно было остаться по крайней мере еще три ампулы, может, больше, если он сохранил оставшееся в тех, которые уже вскрыл.

— Как бы то ни было, — заметил Кармайн, — мы вряд ли найдем тетродотоксин на кухне Эмили, верно?

— Верно. Хочешь мою версию? Он был в графине с водой.

К такому же мнению склонялся Гус Феннелл.

— У нее в желудке совсем ничего не осталось, — сказал он Кармайну и Эйбу. — Рвота была такой сильной, что по собранным образцам мы смогли понять содержимое ее желудка. Тетродотоксин присутствовал, но что именно она ела — понять невозможно; ясно только, что еда была мягкой, легко перевариваемой и нежирной. Один продукт мы почти смогли разобрать — это хлеб, с какой — то начинкой из карри, но как раз в нем яда не нашлось. Думаю, он — в графине с водой.

— У яда есть вкус? — с любопытством спросил Эйб.

— Кто знает! Хочешь попробовать? — ухмыльнулся Гус.

— Нет уж, спасибо!

— Тебе удалось привести тело в нормальный вид, Гус? — спросил Кармайн.

На лице Гаса что — то промелькнуло.

— Нет. Как только прошло мышечное оцепенение, я смог ее распрямить и придать телу приличный вид, но лицо сильно повреждено. Мужу придется ее опознать, но хоронить будут с закрытым гробом, и никак иначе.

— Время смерти?

— Вчера между четырьмя и шестью часами вечера.

— Вэл Танбалл сказал, что она работала у себя там дни и ночи напролет, но не упомянул об ее отсутствии дома прошлой ночью.

— Думаю, увлечение Эмили освободило ее от домашних и супружеских обязанностей, к которым она больше не испытывала тяги, — сказал Кармайн. — В ее студии стоит очень удобная кушетка и хороший обогреватель. Полагаю, Вэл не упомянул ее отсутствие, потому что это было обычным делом. Готов поспорить, он часто питается дома у сына и невестки.

В кабинет Кармайна вошел Пол.

— Хотите новости о содержимом ампулы? — спросил он с непроницаемым выражением лица.

— Почему бы и нет? — ответил Кармайн.

— Средство от блох. Ни намека на тетродотоксин.

— Вот дерьмо! — воскликнул Кармайн.

— Есть отпечатки? — спросил Эйб.

— Только Эмили. Думаю, нам подкинули ложный след, — заметил Пол.

— Если точнее, Эмили подкинули ложный след. — Кармайн фыркнул. — Какую же наглость надо иметь, чтобы играть с потенциальной жертвой, прежде чем убить ее. Эйб, что дальше?

— Посмотрим. Ты разбил ампулу, Пол?

— Нет. Я просверлил дырочку и опустошил через нее. Сама емкость невредима. — Пол скорчил рожу. — Добавлю, кто бы ее ни делал, он — любитель.

— Я покажу ампулу Милли Хантер, — сказал Эйб. — Ей следует просветить меня на этот счет.

Эйб нашел Милли в лаборатории, хотя, по его мнению, самое время замужней женщине направляться домой, чтобы приготовить ужин. Однако он готов был поклясться: у Хантеров, скорее всего, на ужин шли полуфабрикаты и пригорали в духовке из — за забывчивости супругов, увлеченных научной жизнью.

Она работала в маленькой комнате размером два с половиной на три метра — нечто среднее между лабораторией и чуланом, особенно учитывая изобилие полок на стенах. На полу стояли стойки для электронного оборудования, кабели были скреплены и зафиксированы клейкой лентой, чтобы об них не спотыкаться, а крошечная раковина с изогнутым краном, казалось, служила единственным источником воды, за исключением пластиковых бутылей с надписями «дистиллированная» и «деионизированная». Работала Милли на тележке из нержавеющей стали, тщательно застеленной тканым полотном; на полке стоял маленький, но надежный автоклав, а на свободном месте — морозильная камера, закрытая на навесной замок.

Комната очень хорошо освещалась несколькими флуоресцентными лампами под светорассеивателями, расположенными на потолке; из стоящего на другой полке дешевенького радиопроигрывателя доносилась музыка Баха. «Везде царит абсолютный порядок», — подумал Эйб, окидывая взглядом комнату; его опрятная натура невольно аплодировала тому человеку, который ухитрился разместить так много в столь малом пространстве. Хозяйка этой лаборатории была чрезвычайно организованным и дотошным человеком. Эйб судил по себе.

— Хотела бы я сказать, как здорово тебя видеть, Эйб. — Милли присела на единственный высокий стул с мягким вращающимся сиденьем.

Эйб встал на свободное место.

— Знаю, Милли, и я хотел-бы ответить тем-же. Неужели они не могли найти тебе лабораторию побольше? Здесь теснее, чем в камере Синг — Синга [33] Тюрьма с максимально строгим режимом в городе Оссининг, штат Нью — Йорк, США. .

— Я недостаточно важная птица, — весело ответила она. — Я никогда не получу Нобелевскую премию, зато могу внести небольшой вклад в знания о функционировании центральной нервной системы — ну, как недостающий кусочек голубого неба из пазла с изображением этого неба. Это у Джима новаторская работа, вот почему сейчас в его распоряжении целый этаж.

— Что ж, думаю, ты замечательно все разместила.

— А я думаю, что ты замечательный, раз сказал мне это. — Лицо Милли стало серьезным. — Что я могу для тебя сделать, Эйб?

Он достал коробочку и извлек из нее ампулу.

— Ты ее сделала, Милли? Она не опасна. Там порошок от блох.

Она с любопытством взяла ампулу, отрицательно качая головой.

— Нет, это не моя работа. Уж очень паршиво сделано. И скажу больше: это не мог сделать тот, кто умеет раскаливать стекло в лабораторных условиях. Мы всегда раскаливаем и спаиваем стекло. Сделавший эту ампулу распилил пополам две стандартные пробирки, насыпал в одну — порошок от вшей?., о, мне нравится! — закрепил ее ровно, оплавил отпиленный конец, оплавил край второй пробирки и просто соединил их вместе, пока они еще были раскалены и текучи. Он не мог вытянуть воздух, чтобы создать внутри вакуум. Свои ампулы я делаю из двух разных по размеру пробирок из тончайшего стекла, и, когда я завершаю работу, моя ампула выглядит профессионально безупречной.