Лев Гумилевский - Собачий переулок[Детективные романы и повесть]

Здание это пришлось как нельзя более кстати для клуба Там оставался кой-какой инвентарь бывшей чайной, использованный студентами для буфета клуба. Огромная чайная пришлась под гимнастический и спортивный зал; остальные комнаты, как жилище заведующей чайной и соседние, отошли под читальную, под буфет, под комнаты для занятий разных наших студенческих кружков.

Молодежь наша свой клуб очень любила, и каждый день до позднего вечера там стояла деловая суета: сидели за шахматными досками; репетировали спектакли; оркестранты разучивали новый марш; разрисовывали стенную газету; звенели стаканами в буфете, а заведующий клубом неизменно торчал в дверях гимнастического зала и недоверчиво посматривал на дряхлые половицы деревянного пола, уступавшие тяжелым шагам спортсменов.

Тот, кто хотел бы присмотреться поближе к нашей молодежи, непременно должен был бы начать с клуба. Нельзя отказать поэтому в некоторой проницательности автору пьесы, развернувшему второе и четвертое действия в клубе, без нужды, однако, помещенном в университетскую церковь.

Замечательно, хотя и вполне понятно, что в фильме, с таким трескучим успехом обошедшем все кинематографы и довольно верно передававшем последовательность событий, не только не показан был клуб, как и все бытовые подробности, но даже не введен был в действие ряд лиц.

Так, не была показана, например, Зоя Осокина.

На экране же выходило так, что Осокин-отец принял участие в разыгравшейся драме, не имея никакого отношения к остальным действующим лицам, а заинтересовался всем делом только по долгу службы Если же он и проявил необычную для наших работников угрозыска внимательность при следствии, то потому только, что был отличным служащим

Нужно иметь легкомыслие сценариста, всегда гоняющегося за дешевыми эффектами, чтобы вынуть из всего события главнейшее его звено, каким является Зоя

Между тем в этот же вечер, завязавший первый узел нашей драмы, Зоя Осокина волею случая не только становится одним из главных лиц нашей повести, но и влияет незаметно на развитие событий с большой силой

Уйдя в тот день из дому с твердой решимостью никогда к отцу не возвращаться, Зоя, не зная, куда деваться и с чего начать, отправилась в клуб.

Здесь в первый раз она почувствовала себя одинокой, никому не нужной, чужой Все, знавшие ее, знали уже, конечно, и о том, что ее не допустили к слушанию лекций, и основательно предполагали, что и райком ее не утвердит Нельзя было и требовать от прежних ее подруг, чтобы они не изменили к ней отношения после того, как стали извест ны причины ее исключения.

Зоя стояла у окна, вздрагивая от холода и рвущихся с губ рыданий. Сквозь слезы она ничего не видела, голубые глаза ее были мутны, и губы, сдерживавшие детский жалобный плач, были оттопырены, как у обиженного ребенка.

В таком положении ее заметила Анна Рыжинская.

В клубе еще не зажигали огня. От снежных сугробов, от морозных стекол отсвечивали зимние сумерки, и лицо Зои казалось голубым и безжизненным, как у куклы Глу бокие глаза и светлая, круглая, хорошо остриженная голова были неподвижны. Она стояла, прислонившись к косяку окна, и не двинулась с места, когда Анна тронула ее за плечо.

— Ты что, Осокина, здесь? Плачешь, кажется?

Анна Рыжинская считалась у нас очень красивой. Пышные волосы ее лежали тугим узлом на затылке. Она смотрела всегда на всех вызывающими глазами, которые удивительно шли к ее ярким губам и высокой груди и ко всем ее манерам: она нравилась и хотела нравиться. И в живости ее манер, жестов, движений сквозило всегда неизменно одно и то же желание сражаться словом и делом со всяким проявлением мещанства.

— Слышишь, Осокина? Что с тобой?

Тогда Зоя оглянулась и сказала тихо:

— Ты же знаешь!

— А еще что?

— Меня райком не утвердил!

— Почему?

— Потому же, что отец был попом!

Анна пожала плечами.

— Этого нужно было ждать. Ты в райкоме была?

Зоя кивнула головой. От этого ли движения или от мелькнувшего воспоминания о том, что было, но с глаз ее упали крупные слезинки. Анна грубо дернула ее руку.

— Оставь мещанские привычки, Осокина! Что за сантименты? Была ты в райкоме? Что тебе там сказали? С кем ты говорила? С Егоровым? Что он ответил?

Зоя проглотила слезы.

— Он сказал, что у меня хорошие рекомендации, но ячейка недостаточно сильна, чтобы переварить лишнего члена, который все-таки, как я, чуждый элемент!

— А ты?

— Что я? — Зоя стряхнула остатки слез и выпрямилась с гордостью. — Я сказала: может быть, вы и правы, но меня исключили из университета, не допускают в комсомол, и у меня остается один выход…

— Идиотский выход, мещанский выход! — оборвала Анна. — По роже твоей вижу, о чем ты думаешь! Хорошо. Что он сказал?

— Он сказал: «Значит, мы не ошибаемся, и ты плохой была бы комсомолкой. Ведь мы — люди, мы можем ошибаться, так что же? Из-за того, что райком плох, надо тебе кончать с собой? Нет, надо доказать нам, что мы ошиблись, не утвердив тебя».

Зоя отвернулась к окну, пожав плечами:,

— Как можно это доказать?

— Дура! — оборвала Анна. — Работой, поведением! Он прав. Я его всегда считала умным парнем! Ну, и что дальше?

— Я ушла из дому!

— Правильно! Давно пора было! Молодец! Надо нажать на ячейку, на Хорохорина. Ячейка может тебя отстоять!

Если не выйдет — пойдешь в губком! Этого нельзя так оставить!

Анна говорила решительно, с никогда не оставлявшей ее самоуверенностью. Привычную к ее тону Зою это мало ободрило. Она с завистью и грустью смотрела на проходивших студентов, рабфаковцев, своих — теперь уже бывших — подруг и отвернулась к окну, прошептав:

— Нет, уж лучше, должно быть, все сразу кончить! Куда я пойду теперь?

Анна сильно дернула ее руку.

— Не смей, дура, говорить об этом! А вот о том, куда тебя пока деть, надо думать! — прибавила она.

Этот вопрос занял ее в то же мгновение, а через секунду, усевшись на подоконник, она уже излагала десятки всевозможных планов.

— Прежде всего — жилье! Жаль, что я в общежитии, и у нас строго — никак нельзя…

— Тем более мне, — вставила глухо Зоя.

— Ну да! Что из этого? Сдаться, да? Утопиться, повеситься? Какая ты мещанка, Осокина! Да хочешь, я тебя в момент устрою! Прекрасно устрою!

— Как?

— И устроила бы, если бы не эти твои идиотские сантименты и мещанские предрассудки!

— Ну как все-таки?

— Очень просто, — преувеличенно резко, но совершенно серьезно ответила она, — мало ли на тебя наших поглядывает? Женщина каждому нужна! Поговори с Карышевым: у него чудесная комната, будете вместе жить… Да с тобой он, пожалуй, зарегистрируется даже!

— Ах так! — покачала головой Зоя и добавила грустно — Если бы я тебя не знала, Анна, так я с тобой и говорить больше не стала бы после этого!