Амнон Жаконт - Последний из умных любовников

— Тем легче ты можешь оказаться в плену предвзятых логических построений, — улыбнулся ты, очищая банан. — Допустим, что Ида (которая, кстати, никогда не отличалась излишним умом) действительно объелась самыми обыкновенными витаминами. А ты тотчас решил, что на самом деле это вовсе не витамины, а болеутоляющее. На том единственном основании, что эти таблетки показались тебе похожими на пилюли мистера Кэя. Теперь дальше. Я готов допустить, что кто-то проник к вам в дом. Поскольку это случилось на фоне других событий, кажущихся тебе загадочными, ты решил, что это был вовсе не обычный взломщик, а какой-то человек, целенаправленно искавший что-то среди ваших вещей. Ну подумай, что такого он мог у вас искать? Теперь — твоя мать ведет интимный дневник. Она сочиняет в нем пылкие письма адресату, о котором мы даже не знаем, существует ли он. А может, это не более чем способ, которым она пытается скрасить себе жизнь? Ей скучно, ей одиноко, отец вечно в командировках, вот она и придумала себе такую невинную игру. А у тебя немедленно сложился неопровержимый вывод, будто у нее действительно есть любовник. Согласен, ты подсмотрел, как она с кем-то прощалась неподалеку от дома. Но ведь это было ночью — сомневаюсь, рассмотрел ли ты, с кем именно происходило прощание — с мужчиной или с женщиной… И опять же, ты находишь слайд — возможно, случайно потерянный отцом — и с подсказки своего мистера Кэя приходишь к решению, что там изображена деталь секретной ракеты и мать занимается шпионажем. Согласись, это уже выходит за всякие рамки! Я не вижу в подобной «логике» никакого здравого смысла. И в довершение всего, обнаружив горстку долларов в шкафу для грязного белья, ты немедленно усматриваешь их связь со случайной фразой из письма матери — скорее всего, никуда и не отправленного… Нет, нет, подожди кипятиться! Я вовсе не утверждаю, что ты ошибаешься абсолютно во всем. И ни в коем случае не отвергаю всех твоих толкований до единого. Но тебе необходимо сознавать, что предложенные тобой объяснения — лишь однаиз возможных интерпретаций. И при этом — не самая убедительная…

Я чувствовал себя раздавленным. Оставалась слабая надежда — когда-то, во время наших шахматных сражений, ты постоянно учил, что нужно найти самое слабое звено в позиции противника. В своих рассуждениях ты ни слова не сказал о странном дупле. Я тут же напомнил тебе об этой загадке. Но ты не оставил камня на камне от моей попытки:

— И что ты там нашел, в этом дупле? Какие следы? Ну тогда не о чем и говорить. Твое заключение о дупле ничем не убедительней всех твоих выводов. Ты нагромождаешь одно предположение на другое, но таким способом ничего нельзя доказать. Нужны факты.

Ты был абсолютно прав, и все же что-то мешало согласиться с тобой до конца. Тем не менее я испытывал к тебе благодарность. Я уже говорил, до чего легко поддаюсь влиянию людей, мнением которых дорожу. Вот и сейчас мне тоже в какой-то мере передалась твоя уверенность. Ты улыбался, поглядывая на меня через стол, а я думал, до чего ты ясно мыслящий и понимающий человек и до чего замечательно, что я к тебе обратился.

Ты наверняка помнишь, чт о посоветовал мне под конец.

— Ни с кем больше об этом не говори и ничего не предпринимай, — сказал ты. — Я сам обо всем позабочусь.

Я, конечно, с радостью согласился.

Ты сказал, что еще не решил, как лучше поступить: поговорить ли с матерью («не бойся, я тебя не выдам») или — «если это окажется необходимым» — поискать для нас с ней какое-нибудь безопасное пристанище на ближайшие дни. Не исключено, что придется обратиться в «компетентные инстанции». Вспомнив последний разговор с отцом, я догадался, что ты имеешь в виду ЦРУ. Ты снова повторил свои инструкции: ни с кем на эту тему не разговаривать, ни за кем больше не следить, не рыться ни в чьих бумагах и т. д. Затем, подумав секунду, ты добавил:

— А еще прошу немедленно поставить меня в известность, если произойдет что-нибудь необычное. Вот, держи… — взяв с буфета небольшой листок бумаги из лежавшей там стопки, ты написал что-то на обратной стороне. — Звони только по этому номеру. Если меня не будет, можешь продиктовать им свое сообщение.

Номер оказался знакомым — твоя служба сообщений. Бумага была твердая, мелованная. На лицевой стороне красовалось печатное приглашение: «Темпл „Бейт а-Шем“ приглашает уважаемых г-на/г-жу таких-то на праздничную службу в канун Нового года (Рош а-Шана)».

— Ну, это тебе, видимо, неинтересно… — заметил ты.

Сложив листок, я сунул его в карман. Мы расстались, и я вышел. На прощанье ты еще раз пообещал немедленно заняться моими делами и опять напомнил, что отныне я обязан сообщать обо всем необычном, что может случиться у нас дома («будешь там „моим человеком“»…). Я послушно согласился.

По дороге к метро мною постепенно овладевало странное чувство, будто я сейчас предал кого-то, причем совершенно неясно — кого именно. Сначала решил, что это из-за мистера Кэя, а потом подумал: наверно, все из-за того, что я с такой легкостью отрекся от виденного собственными глазами — от того, во что твердо верил, пока ты не предложил свою интерпретацию. Под конец я решил, что зря терзаюсь — больше не должно быть оснований для беспокойства, ведь теперь ты взял это дело на себя.

Войдя в дом, как обычно, через гараж, я услышал характерное треньканье телефона. Не иначе как мать опять куда-то звонила. Тут я подумал, что в твоих указаниях заключалось кардинальное противоречие: как же мне удастся сообщать тебе о необычных событиях, если не буду ни за кем следить? Ты, видимо, хотел уберечь меня от лишних волнений, совершенно не учитывая того, что неизвестность вызывает еще большее беспокойство.

Короче, все твои советы сразу же улетучились из моего сознания. Прижав клавишу, я тихонько поднял трубку. Успел с точностью до секунды — на другом конце провода телефонистка как раз отвечала матери:

— «Общество правильного питания и сохранения фигуры» слушает. Добрый вечер. Сообщите, пожалуйста, ваш заказ.

Но матери требовалась дирекция. Она обязательно с кем-то хотела там поговорить, а телефонистка все заверяла, что этот человек недавно ушел.

— Может быть, он уже дома? — переспросила мать. — Он только что звонил мне сюда.

— Его нет, — ответила телефонистка. — И у меня есть указание ни с кем его не соединять.

Наконец, сдавшись, мать попросила передать, что находится дома и ждет его звонка.

Послышался щелчок — она положила трубку. Стало тихо и скучно, и я уже начал было подниматься по лестнице на второй этаж, как вдруг мать заговорила снова:

— Наконец-то!

Я прямо подпрыгнул, так близко зазвучал ее голос. Почудилось даже, что в нем звенит радость по поводу моего прихода домой. Но она тут же продолжила: