Амнон Жаконт - Последний из умных любовников

Мой нехитрый трюк неожиданно увенчался успехом. Сквозь крохотное круглое окошко в плотно прикрытой двери я видел, как мой неугомонный сыщик суетится на стоянке, по очереди заглядывая под каждую машину, которых там было, по меньшей мере, штук двадцать. Ему явно не приходило в голову, что из двора имеется второй выход: дверь, за которой я стоял, была скрыта пышными кустами олеандра и даже цветом никак не выделялась на фоне рыжей кирпичной стены. Но я не мог позволить себе чересчур долго развлекаться таким забавным зрелищем. На цыпочках, чтобы не шуметь, я поднялся к парадному входу и, бесшумно толкнув пневматическую дверь, очутился на улице. Пересек автостраду, и через минуту, никем не преследуемый, уже пустился бегом по тротуару на противоположной стороне.

Уже вечер. Скоро семь. Значит, я «парюсь» здесь без малого восемнадцать часов. И все это время строчу, как заведенный. Осталось вроде бы немного, но кто может знать заранее.

Твои неусыпные стражи по уши погружены в телевизор. Мне ничего не стоит смыться через окно, и можешь не сомневаться, что я бы уже давно так и сделал, если бы не сознавал, что помочь нам в этой ситуации не сумеет никто, кроме тебя.

Я шел в сторону Вест-Энда. Чем дальше, тем улицы становились темнее и людей на них было все меньше. Сомнительные «девочки» в сетчатых колготках и кружевных лифчиках жались к стенам домов, попыхивая оранжевыми сигаретными огоньками. Массивная дверь клуба «Патрик» больше всего напоминала задние ворота какого-нибудь склада или подсобного помещения. Над ней горел тусклый фонарь в металлической сетке, отчего она выглядела довольно таинственной и страшной. Я решил, что неплохо бы на всякий случай поставить кого-нибудь в известность о моих намерениях.

Кого же предупредить, кроме тебя? Все эти бесполезно-услужливые голоса из твоей службы сообщений уже порядком надоели, поэтому я позвонил прямо к тебе домой. Сначала включился автоответчик, и я уже начал было надиктовывать ему сообщение, как вдруг неожиданно услышал твой живой голос: «Рони? Что происходит?!»

Я страшно обрадовался, что нам наконец-то удастся поговорить напрямую, и даже попытался поделиться этой радостью с тобой, но ты нервно меня оборвал, потребовав немедленно рассказать, что за слежку я за собой заметил. Видимо, я чересчур увлекся рассказом, смакуя забавные подробности моего побега через проходной двор, потому что ты снова прервал меня:

— Короче, где ты сейчас?

Я назвал улицу и номер дома. А заодно поделился своим намерением заглянуть к «патрикам».

— Как тебя туда занесло? — потрясенно спросил ты.

Тогда я еще понятия не имел, что это за клуб, и решил, что ты имеешь в виду те злачные места, которыми славится 42-я улица.

— Я обещал мистеру Кэю забрать все вещи, помнишь? — сказал я. — А оставаться дома не было смысла — мать все равно собиралась уйти.

Я полагал, что ты будешь доволен моей логичностью и даже оправдаешь задним числом все мои прочие действия. Но ты почему-то замолчал. Я прямо физически ощутил твое недовольство: оно вдруг так и заструилось из трубки, словно удушливый дым. Внезапно ты отрезал:

— Нечего тебе там делать. Езжай сейчас же домой.

— Но я обещал мистеру Кэю…

— В чрезвычайных обстоятельствах можно и нарушить обещания, — назидательно произнес ты.

Ну прямо не в бровь, а в глаз. С той только разницей, что мне-то чрезвычайным казалось как раз мое обещание. К тому же в запасе был еще один аргумент, который, по моим расчетам, должен был сразить тебя наповал:

— Думаю, слайд, скорее всего, тоже здесь.

Ты ничего не ответил.

— Дядя Гарри?! — позвал я, когда молчание слишком уж затянулось.

На сей раз ты, вопреки обыкновению, не поправил («запомни — просто Гарри, без „дядя“…»). Но и на «убийственный» аргумент ты тоже не отреагировал — просто повторил, чтобы я немедленно ехал домой.

От одной мысли о пустом, опостылевшем доме стало не по себе. Я даже поежился. Идея переночевать в гостинице тоже почему-то больше не соблазняла. Подумалось, что лучше всего было бы сейчас оказаться в твоем уютном кабинете, где воздух дышит ароматами пряных экзотических трав и даже расположение мебели согревает человеческую душу (не говоря уж о том, как согревают разговоры с хозяином). Я робко поинтересовался, нельзя ли переночевать у тебя.

— К сожалению, именно сегодня вечером меня не будет дома. — В голосе слышалось неподдельное огорчение. — И Дороти тоже не будет — я ее отпустил до завтра. Давай условимся… Ну, скажем, на канун Рош а-Шана, когда я вернусь из синагоги. Да, это хорошая мысль. Приходи-ка ты, в самом деле, завтра вечером — мы сможем спокойно посидеть, поговорить…

А была ведь и другая возможность — ты мог, например, оставить ключ у привратника. Но почему-то ты ничего такого не предложил, а сам я постеснялся попросить. Вместо этого я снова заговорил о матери. Ты опять сказал, что нечего зря волноваться, все вот-вот уладится, ты принимаешь меры; и в который уж раз заявил, что я должен немедленно ехать домой. Теперь уже промолчал я. Начал раздражать твой менторский тон. Я нуждался в друге, а не в наставнике. Ты, видно, почувствовал мое настроение, потому что произнес:

— Обещай хотя бы, что не станешь задерживаться в этом клубе…

Обещать-то я обещал ну, и что с того? Выполнять обещанное все равно не собирался — просто надоело с тобой препираться. Зато ты вздохнул с явным облегчением, мне даже сделалось неловко. По дороге к клубу я твердо решил больше никогда не нарушать обещаний. Дал себе клятву, что, если ближайшие двадцать четыре часа пройдут благополучно, я начну всегда говорить только правду, помирюсь со всеми, кого вольно или невольно обидел в последние дни, и вообще наконец-то налажу свои отношения с окружающей действительностью.

У входа в клуб громко переругивались два подозрительных типа. Осторожно обойдя их, я толкнул тяжелую дверь. Внутри, за высоким красным прилавком, стоял рослый парень в странном одеянии. «Посетителям до восемнадцати лет вход воспрещен, даже в сопровождении взрослых» — кричала табличка со стены. Я вытащил из кармана карточку мистера Кэя. Парень посмотрел на меня прищурившись и, как показалось, с каким-то подозрением — видно, пытался оценить мой возраст. Я на всякий случай вытянулся изо всех сил, чуть на цыпочки не привстал, чтобы выглядеть старше. Выяснилось, однако, что его интересует всего-навсего магнитная карточка. Но видимо, расположенный тут же компьютер, который проглотил, а потом выплюнул ее, показал на экране нечто вполне удовлетворительное, потому что он вышел из-за стойки, услужливо закрепил у меня на шее пластиковый пакетик на тесемке, в который уже успел вложить мою карточку, и сказал: