Патриция Вентворт - Мисс Силвер приехала погостить

— Рета, что тебе вчера сказал Джеймс? Он говорил обо мне?

Рета задумалась, но не нашла никаких причин, по которым следует придержать язык. Она сказала:

— Он спросил, не знаю ли я, в чем состояло соглашение между тобой и его матерью по поводу Гейт-хауса.

— И что ты сказала?

— Что я не знаю.

Катерина часто задышала.

— А еще?

— Он спросил про мебель.

— Что про мебель?

— Она тебе одолжена или подарена?

— И что ты сказала на это?

— То же, что и раньше, — я не знаю.

Катерина возбужденно сжала руки.

— Тетя Милдред отдала мне эту мебель, ты знаешь, что отдала, я тебе сто раз объясняла! Почему ты так не сказала?

— Потому что твои слова — не доказательство, — резко бросила Рета.

— Ты хочешь сказать, что не веришь мне… Если я говорю, что отдала, значит она и вправду отдала.

— Нет, я не это хочу сказать. Я имею в виду то, что говорю: твои слова — не доказательство.

— Какое еще доказательство тебе нужно!

До чего это похоже на Катерину — устраивать сцены из ничего! Уже не в первый раз Рета задумалась, чего же стоит старая дружба? Но если знаешь кого-то всю жизнь, и вообще живешь практически дверь в дверь со всей деревней, тебе ничего не остается, как обуздывать свой темперамент. Она сказала по возможности холодно:

— Это не мне нужно, а Джеймсу. Он хочет найти доказательство намерений его матери и спрашивал, не говорила ли она мне чего-нибудь.

— И что ты ответила? — сердито выпалила Катерина.

— Я сказала, что твоя мать говорила мне: «Я пускаю Катерину жить в Гейт-хаус. Я ей сказала, что она может жить в двух комнатах нижнего этажа, и полагаю, мне придется дать ей кое-что из мебели».

— Ну вот! Видишь? Что он на это сказал?

— Что это ничего не значит, — сухо ответила Рета.

— Ох! — Это был возглас ярости, за ним последовало короткое: — Это совершенно возмутительно!

Они были в центре Грина на узкой тропе. Рета остановилась.

— Катерина, разве ты не видишь, что нельзя так принимать Джеймса? Признай, что он вернулся. Он смотрит на это как на деловую передачу владения…

Катерина взвизгнула:

— Конечно, ты за него! Все это знают!

Рита вскипела, но сдержалась.

— Я не за него, я просто объясняю тебе, как он смотрит на вещи. Сопротивление всегда его только ожесточало. Хотя он очень изменился… Самое лучшее, что ты можешь сделать, — это выложить карты на стол и сказать всю правду.

— А ты думаешь, то, что я ему говорю, — ложь?

— Да нечто среднее, — откровенно сказала Рета.

— Как ты смеешь! — Катерина быстро пошла вперед.

Рета догнала ее.

— Ты сама меня спросила! Послушай, Катерина, какой смысл так продолжать? Ты знаешь, и я знаю, какая была тетя Милдред, — более того, Джеймс тоже знает. У нее были приступы деловой активности, но чаще всего она хотела, чтобы ее не беспокоили. Она была деспотом до кончиков ногтей и непостоянна, как флюгер. Если она тебе что-то давала, то в этот день считала это подарком, а на следующий уже не считала, или вообще об этом не задумывалась. Хочешь знать, что я думаю: я не верю в то, что она имела в виду отдать тебе эти вещи, среди которых есть очень ценные. Но Джеймсу я об этом не сказала.

— Еще скажешь.

— Нет. Он не спрашивал, а если бы спросил, я не обязана ему отвечать. Это всего лишь мои мысли.

Минуту-другую они шли молча. Потом Катерина схватила ее за руку. Дрожащим голосом она сказала:

— Я не знаю, что мне делать.

— Сделай, как я говорю — выложи карты на стол.

— Не могу.

— Почему не можешь?

— Не могу — он может вывернуть все наизнанку.

В голосе Реты появились утешительные нотки.

— Ну что он может сделать? Если его не злить, он, возможно, заберет самые ценные вещи, а все остальное оставит тебе.

Катерина в отчаянии сжала ей руку.

— Рета… лучше я все скажу тебе… дело гораздо хуже. Я… некоторые вещи я продала.

— О-о!

И Катерина затрясла руку Реты.

— Не говори «О-о!». Они были мои, я могла делать с ними что хочу, тетя Милдред мне их отдала, говорю тебе, отдала!

— Что ты продала?

— Несколько миниатюр, табакерку и серебряный чайный сервиз. За одну из миниатюр дали триста фунтов. Это был Козуэй, очень красивый, я была бы не прочь оставить его себе. А чайный сервиз был времен королевы Анны. За него дали очень много.

— Катерина!

Катерина оттолкнула ее.

— Не будь занудой, я же должна одеваться! Если кого и обвинять, то Эдварда. Он мне не говорил, что был по уши в долгах, он оставил меня без гроша! Теперь, я полагаю, ты побежишь к Джеймсу и все выложишь.

— Ты знаешь, что ничего подобного я не сделаю, — холодно сказала Рета.

Катерина опять приблизилась к ней.

— Как ты думаешь, что он будет делать?

— Это зависит от того, что он выяснит.

— Он знает, что эти вещи пропали — табакерка, миниатюры и чайный сервиз. Я имею в виду, он знает, что их нет в Меллинг-хаусе, а миссис Мейхью сказала ему, что тетя Милдред разрешила мне взять чайный сервиз. Вчера он сказал, что не хочет причинять мне неудобства, но это его наследие, и его нужно вернуть. Не все ли равно, наследие это или нет! У него нет детей!

Помолчав, Рета сказала:

— Да, ты запуталась.

— Какой смысл это говорить? Ты скажи мне, что делать?

— Я уже сказала.

После паузы Катерина с придыханием выпалила:

— Он говорит, его мать составила список всего, что имела… ценные вещи, ты понимаешь… пока он отсутствовал. Он его еще не нашел, но когда найдет…

— Когда найдет, — закончила за подругу Рета, — нечего и думать о том, что он отдаст тебе миниатюры Козуэя и серебряный чайный сервиз королевы Анны.

— Может, она забыла их записать, — сказала Катерина угасшим голосом.

Они дошли до окраин Грина и остановились. Гейт-хаус лежал слева от них, Белый коттедж — справа. Катерина повернула к колоннам, белевшим в темноте, попрощалась и перешла через дорогу. Рета направилась к себе, но не успела дойти до калитки, как сзади раздались быстрые шаги. Катерина подбежала к ней и протянула руку.

— Я хочу тебя кое о чем попросить…

— Да?

— Все было бы совсем иначе, если бы ты припомнила, как тетя Милдред говорила тебе, что она отдала мне эти вещи…

— Ничего подобного я не помню.

— Ты могла бы вспомнить, если бы попыталась.

Рета Крей сказала: «Чушь!» — и сделала движение, чтобы уйти, но Катерина ее удержала.

— Рета, еще минутку! Когда Джеймс вчера пришел, он был… какой-то пугающий. Понимаешь, вежливый, но как-то очень холодно. Он говорил о том, что в доме пропали вещи… О, он сказал не так много, как подразумевал! Я думаю, что он хотел меня запугать, я старалась не поддаваться, но он видел, что я испугалась, и мне показалось, он этим наслаждался. Я не сделала ничего такого, чтобы вызвать у него это чувство, но у меня ужасное впечатление: если сможет, он меня раздавит и будет этим наслаждаться.