Дмитрий Вересов - Черный ворон (Черный ворон - 1)

- Не горюй, милая, еще воздается тебе за страдания. Ангелом Божьим вернется к тебе твой Петенька, осенит белым крылышком. И зацветет ленок, травка незаметная...

Мужики сидели серьезные, кивали, поддакивали бабам, между собой вполголоса переговаривались на солидные темы - хозяйственные или внешнеполитические, - но все больше поглядывали на Таню. Напряжение, вызванное похоронными хлопотами, понемногу отпускало ее, и она не без удовольствия ловила на себе мужские взгляды. Не укрылось от ее внимания и то, как погрузневшая, беременная Тонька Серова - предмет детской зависти - с досадой ткнула локтем мужа-зоотехника, чтобы переключить его внимание на себя, законную.

Когда кончилась водка, сам собой появился мутный, припахивающий дрожжами первач. Однако закончили чинно, как и начали. Никто не подрался, не наскандалил, не ударился в пляс, а из песен пели только протяжные - про удалого Хас-Булата, про хуторок. Разогретая обильной едой и двумя стопками покупной вишневки, Таня пела вместе со всеми и, лишь заканчивая "Ах, зачем эта ночь..." с удивлением сообразила, что давно уже поет одна.

Остальные сидели молчком и сосредоточенно слушали.

- Это да! - не выдержал зоотехник, когда Таня смолкла.

- Эх, говорила я тебе, Лизавета, надо было Танечку в музыкальное отправлять. Голосина-то какой стал матерый, - заметила учительница Дарья Ивановна.

- Да уж не чета этим размалеванным, что в телевизоре скачут, - подхватил участковый Егор Васильевич, поедая Таню замаслившимися глазками. - Ни кожи ни рожи, орут, как кошки драные. Одно слово - актерки!

- Татьяна! - с пафосом проговорил завклубом Егоркин. - Возвращайтесь и живите здесь! Кто может по достоинству оценить ваши дарования в этом бездушном городе? Каменные джунгли...

- Это в Америке джунгли, - перебила начитанная Тонька. - А в Ленинграде у Таньки все хорошо. Квартира, учеба, муж директор...

- Редактор, - тихо поправила Таня. Упоминание об Иване было ей неприятно.

- Эта птица другое гнездо совьет... - вдруг пробурчала баба Саия.

Разошлись в десятом часу. Соседки помогли Лизавете с Таней перемыть посуду, прибрать в горнице, отобрали для внучат оставшееся после Петеньки барахлишко.

Проводив гостей до калитки, Таня вернулась в дом. Лизавета сидела за пустым столом и смотрела на тарелочку, на которой стояла накрытая кусочком хлеба стопка водки.

- И фотографии ни одной не осталось, - сказала она. - Не могла я его, такого... Ты вот что, Танька... Не говорила я тебе, но осталась у нас после матери Валентины вещичка одна, красоты редкостной. Загадывала на свадьбу тебе, да за Петенькой-то и позабыла совсем. Теперь вот вспомнила. Хоть и запоздалый подарок, но на память добрую. Совет да любовь... - Лизавета всхлипнула.

- Не надо. Пусть у тебя остается.

- Да на что мне здесь? Коров пугать разве. Прими.

- Не время еще...

VIII

Голый Павел сидел на краю ванны и, брезгливо держа письмо двумя пальцами, перечитывал его. Это неправдоподобно гнусное, омерзительное послание с утра жгло его сердце через карман парадной шелковистой рубашки, куда он, неизвестно из какого мазохизма, спрятал его, одеваясь на свадьбу. Оно терзало его душу, и когда он ехал с праздничными, взволнованными родителями в Голубой Павильон, и когда стоял на парадном крыльце, дожидаясь невесту, и когда, подбежав к желтым "Жигулям", схватил ее и жадно поцеловал, помяв фату и немного - прическу, и когда они томились в элегантном боковом вестибюле, слушая гул прибывающих гостей из смежного зала, и когда шли под торжественную музыку к... не к алтарю, конечно, но как бы это назвать?.. И только когда его, а потом и ее губы прошептали "да", и он склонился к ее обтянутой белой перчаткой руке, надевая на безымянный палец кольцо, вдруг отпустило, точно рассеялось бесовское наваждение. И весь вечер он был счастлив и возбужден, он любил всех - и даже мерзкого ростовского дядьку, но братской и сыновней любовью, а ее он любил особо, как никто никого и никогда.

Когда, уже ночью, выехав на проспект, черная обкомовская "Волга" развернулась не к центру, а на север и за мостом свернула налево, в сторону от их дома, он уже точно знал, куда их везут, - в Солнечное, на отцовскую дачу, туда, где прошлой зимой праздновали другую свадьбу, конспиративно-молодежную свадьбу Ванечки и Танечки Лариных. Эх, и хорошо же было тогда! А сейчас - тоже хорошо, только совсем иначе, и не только потому, что на этот раз все происходит с ним самим. Он довольно и тихо засмеялся, и Таня посмотрела на него вопросительно и весело.

- А Ванька смешной, правда? - спросил он в объяснение.

- Как всегда, только толстый... По-моему, товарищ Романов смешнее.

- Тоже как всегда. Доедем - обязательно выпьем за Берлин, столицу ГДР.

- А когда Зайков ключи достал, я вообще чуть не упала. Слушай, ты хоть догадывался?

- Ни сном ни духом. Я вполне настроился, что мы первое время поживем у Ады.

- Завтра обязательно сгоняем к Никольскому, посмотрим, что за квартира. Ты адрес взял?

- Никуда мы не поедем ни завтра, ни послезавтра. Эти три дня мы будем только вдвоем, как на необитаемом острове.

Они прижались друг к другу в крепком затяжном поцелуе.

Машина подъехала к воротцам дачи и, посигналив фарами, остановилась. Шофер распахнул дверцу на Таниной стороне и помог ей выйти.

- Минуточку, ребята, - сказал он и побежал к крыльцу.

Постояв секунду, Павел легко подхватил Таню на руки и понес к дому.

Шофер отворил дверь, широко раскрыл ее и, улыбаясь, отступил в темноту.

- Спасибо! - через плечо сказал Павел и перенес Таню через порог.

Как только он сделал первый шаг в прихожую, во всем доме вспыхнул свет, а из гостиной полилась чарующая мелодия - вальс из "Маскарада". Таня, смеясь, соскочила с рук остолбеневшего Павла.

- Это дядя Саша в будочке рубильник включил, - пояснила она. - Моя идея. Музыку тоже я выбирала. Нравится?

Павел молча любовался ею.

- Испортила сказку, да? - Она засмеялась, взяла его за руку и повела в гостиную.

- Садись. - Таня подтолкнула его в кресло возле журнального столика, на котором стояли вазы с апельсинами, яблоками, бананами, шоколадными конфетами и миниатюрными пирожными, громадная оранжевая свеча-шар, два бокала и бутылка шампанского. - Сейчас создадим интим.

Кружась по комнате, она поочередно гасила лампы, убавила громкости на магнитофоне, зажгла две свечи на пианино. Павел сидел и зачарованно следил за колыханиями ее пышной юбки. Она нагнулась над столом, щелкнула зажигалкой, зажгла оранжевую свечу и плюхнулась в кресло напротив.

- Вот, - удовлетворенно сказала она. - Наконец-то одни. Теперь открывай. Или принести совсем холодненькую ?

Он смотрел на нее блестящими глазами и молчал.

- Это в том смысле, что нельзя ли сразу наверх? Нельзя! До того я требую продолжения банкета!